Сегодня исполняется 30 лет со дня смерти Александра Вампилова. А послезавтра великому советскому драматургу исполнилось бы 65. Многие считают, что его пьесы до сих пор не получили достойного театрального воплощения. Но в этом, по мнению обозревателя Ъ РОМАНА Ъ-ДОЛЖАНСКОГО, и заключается свидетельство их неординарности.
"Жизнь умнее всех нас, живущих и мудрствующих",— говорит герой пьесы Александра Вампилова "Старший сын" Сарафанов. К самому драматургу жизнь оказалась немотивированно жестока: он погиб нелепейшим образом, не дожив двух дней до своего 35-летия. Вампилов плыл с друзьями по Байкалу, лодка перевернулась, случилось это недалеко от берега, но выплыть Вампилов не смог. Оставшееся от него литературное наследие вроде бы невелико — четыре многоактные пьесы, три одноактные да небольшой сборник рассказов. Само собой напрашивается воспоминание о Чехове, главным наследником которого в русской драматургии ХХ века обычно называют Вампилова.Тоже короткая жизнь, тоже сравнительно небольшое драматургическое наследие, такое же глубокое, насмешливое, беспощадное знание жизни. И при этом такое же странное ощущение логической завершенности творческого пути. Трудно представить себе, что могло бы появиться из-под чеховского пера после "Вишневого сада". И так же трудно вообразить, что мог бы сочинить еще Вампилов после своей пьесы "Прошлым летом в Чулимске", кстати, самой "чеховской" из его пьес, в которой занимательность сюжета отступает на второй план, а на первый выходит сама неуловимая материя повседневной жизни, то, что принято называть полифонией характеров. Вампилов замечательно умел переносить на бумагу характеры своих современников, людей 60-х годов. Слово "сочинять" к этим характерам подходит мало, больше годится слово "распознавать". Но увиденные драматургом, они переставали быть героями определенного времени, а становились, опять же подобно чеховским героям, инструментами для выражения авторского отношения к жизни.
Достаточно прочитать сегодня любую из его пьес, чтобы понять, почему его так нехотя разрешала цензура. Иногда, особенно в одноактных комедиях, у Вампилова можно вычитать горькую обескураженность нравами своих современников — "посмотрите, во что мы превратились", которую трактователи посмелее в свое время были не прочь перефразировать в "посмотрите, во что нас превратили!" Но сам Вампилов никогда не был диссидентом, и в его пьесах бессмысленно искать тайные аллюзии. Он писал о советских людях, которые жили на обочине советской жизни, в блочных домах, или в городском предместье, или даже в затерянном посреди тайги сибирском поселке.
У Вампилова не было тяги к ярким социальным типам, ему были интереснее ситуации, в которых оказывались негерои, далекие от лживых официальных идеалов. И в его пьесах, вроде бы не выходящих за рамки "реалистических" историй, разлито щемящее чувство всеобщей обреченности, ощущение недостатка воздуха, наступающего удушья. Общество, описанное Вампиловым,— это стеклянная банка, которую накрыли крышкой, но в которой остались дышащие люди. Драматург зафиксировал, растворил между строк особую, советскую экзистенциальную безысходность, так отличающуюся от той, что настигла советское общество в следующую эпоху, когда "банка" была разбита. Но родство ощущений налицо, поэтому на современный русский театр Вампилов действует как магнит, загадочное силовое поле которого не ослабло.
Принято считать, что театр по-прежнему в долгу перед драматургом, что конгениального театрального воплощения его тексты так и не обрели. Хотя "подходов" было совершено немало. Вот и сейчас Олег Табаков задумал заново переставить во вверенных ему театрах все вампиловские пьесы. Встрепенулся и доронинский МХАТ, первой премьерой наступающего сезона объявивший комедию "Прощание в июне". Но факт остается фактом: великих спектаклей по пьесам Вампилова пока не было. "Вину" театра отчасти искупило телевидение, где Сарафанова гениально сыграл Евгений Леонов, а Зилова в "Утиной охоте" — Олег Даль. Но театральная недовоплощенность Вампилова в то же время является залогом его возвращения. То, что не разгадано, хочется либо разгадать, либо признать недостойным разгадки. Второе драматургии Вампилова явно не грозит.