Униженные и оскопленный

Фестиваль театр

С некоторых пор Кейти Митчелл стала едва ли не постоянным участником обоих крупнейших фестивалей французского Прованса — театрального в Авиньоне и оперного в Эксе. В музыкальном и драматическом театрах режиссер, конечно, работает по-разному, но нынешнее ее появление в Авиньоне обозначило смену приемов, используемых ею в драме. Вернее, в синтетическом жанре, соединяющем кино и театр. Много лет режиссер ставила (как правило, в берлинском театре «Шаубюне»), а на Festival d`Avignon привозила спектакли, в которых смыслом сценического действия становилось создание с помощью нескольких видеокамер «живого» изображения на экране — изысканного, подробного, искусного.

Конечно, Митчелл ставила спектакли и без видео. Но для авиньонского контекста это важно: в амстердамских «Служанках» нет ни операторов с камерами, ни висящего над сценой экрана, ни отдельных приспособлений для создания звуковых эффектов. Впрочем, взять камеру в руки все равно очень хочется — чтобы запечатлеть не только красивый сценический павильон-коробку (художник Клои Лэнгфорд), воссоздающий интерьер спальни, гардеробной комнаты и коридора современной квартиры, но и тщательно продуманную световую партитуру Джеймса Фарнкома, состоящую из множества переходов, из смены настроений, из текучих соотношений освещенного и затемненного. В создании материального сценического мира, в понимании его пропорций и световой организации пространства Митчелл достигла если и не совершенства, то уже каких-то немыслимых высот мастерства.

Спектакль начинается с того, что служанки Клер и Соланж фотографируют — не для наслаждения красотой, а для конспирации — порядок развески нарядов своей хозяйки, чтобы потом привести спальню и гардеробную в надлежащий вид. Ведь в своих ролевых играх с участием отсутствующей Мадам они используют ее одежду. Как и предписано знаменитой пьесой Жана Жене, две служанки готовятся отравить свою работодательницу, подмешав яд в ее любимый липовый отвар. Но убийство превращается в суицид: боясь разоблачения, одна из сестер сама выпивает отраву.

Действие написанной больше 70 лет назад пьесы Митчелл перенесла туда, где она ее ставит,— в наши дни, в современную Голландию. Вряд ли это имело бы смысл, если бы режиссер не собиралась обострить заложенный Жене социальный конфликт сегодняшними обстоятельствами. В ее версии Клер и Соланж не просто прислуга, но польские гастарбайтерши. Двум актрисам «Тонелгруп Амстердам» — Марике Хебинк и Крис Нитвелт — пришлось выучить немало фраз на польском языке. По замыслу Митчелл, когда служанки общаются между собой, они говорят по-польски, а когда воображают свои отношения с Мадам — по-голландски. Правда, впоследствии долю польского языка в спектакле пришлось уменьшить, чтобы облегчить участь голландской публики, вынужденной читать много субтитров.

Но тема угнетенного состояния трудящихся из Восточной Европы все-таки не стала смыслообразующей в спектакле амстердамского театра. Феминистку Митчелл гораздо больше волнуют проблемы не социальной, но гендерной идентичности. Хотя их сочетание дает фантазии режиссера неожиданный импульс. Пьесу Жана Жене играли и звездными женскими составами (не так давно сестер-служанок сыграли Изабель Юппер и Кейт Бланшетт), и исключительно мужскими — достаточно вспомнить легендарный спектакль Романа Виктюка. Кейти Митчелл в своих «Служанках» решила еще больше усложнить гендерный вопрос: Мадам в ее спектакле оказывается трансвеститом, отчего униженное положение двух героинь утраивается: они не просто прислуга, они не просто иммигрантки — они вынуждены прислуживать мужчине, который осознает себя женщиной. (На прямой вопрос, почему все-таки мужчина играет Мадам, режиссер отвечает с симпатичной самоиронией: феминистские убеждения не дали ей показать ситуацию, в которой одна женщина унижает других.)

Медленное, почти церемониальное раздевание и быстрое облачение Мадам становится центральной сценой спектакля: с помощью служанок фактурный герой Томаса Каммарта постепенно избавляется от парика, стягивающей волосы сетки, корсета, накладок, вставок в бюстгальтер, его самого и макияжа — чтобы всего через несколько минут торопливо превратиться обратно в эффектную блондинку. Не менее подробно показаны и игры самих служанок с переодеваниями: Митчелл завороженно, со вкусом, едва ли не по-фетишистски наслаждается этим процессом, обретающим в «Служанках» ритуальное наполнение. Пару раз она освобождает действие от оков натуралистической драмы и отправляет его на просторы пластического сна. Большой нужды, однако, в этих эпизодах нет — вполне конкретная история об унижении и мести и без них легко превращается в эстетское видение.