Самозванцы примерили корону

Театр "Корона русского балета" дал первое представление

премьера балет

       На сцене московского театра "Школа современной пьесы" состоялась презентация новой труппы "Корона русского балета". На коронации показывали программу миниатюр и премьеру балета "Встречные ветра" на тексты философа Розанова. В хореографического Розанова вникла ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА
       В мертвый сезон на презентацию нового театра явилось на удивление много людей. Разумеется, папы-мамы. Изнывающие без впечатлений балетоманы. Балетные педагоги, балетмейстеры и артисты-коллеги. Сидящие без работы балетные критики. Праздношатающиеся одинокие девушки всех возрастов с духовными потребностями. И даже представительница Министерства культуры, зачитавшая приветственную телеграмму от министра Швыдкого. Выступавшие перед началом спектакля официальные и неофициальные лица говорили о "поднятии духа человеческого" и призывали не судить строго молодых артистов, которые "вьют новое гнездышко" духовности.
       Чего уж тут судить — понятно, что семерым артистам (а именно столько народу было в самом многолюдном балете программы) на сцене с зеркалом в семь метров разместиться трудно: и арабески приходится поднимать куда придется, а не куда надо, и руками не шибко размахивать, а большие туры и вовсе обрывать, не прокрутив и половины. И все-таки танцуют артисты Детского театра Сац откровенно плохо: коряво, нечисто и чудовищно старомодно.
       Название — самое сильное, что есть в этой труппе. Представьте, восемь солистов Детского музыкального театра Сац, не известных никому, кроме собственных родственников, нарекли себя "Короной русского балета", чтобы, "основываясь на великих традициях русской балетной школы, сделать дерзновенный шаг в будущее". То есть им осточертело танцевать зайчиков и белочек, и в свободное от основной службы время они решили делать вещи серьезные и даже философские. Для этого у артистов есть все: и база Детского театра, из которого никто из них уходить не собирается, и артист Анатолий Емельянов, который уже давно сочиняет танцы для родного театра, и артистка Анна Алексидзе, дочь известного хореографа Георгия Алексидзе, которая пишет стихи и даже читала Розанова.
       И вот, переполненная стихами и Розановым, она создает либретто про "одинокую девушку", которая "через общение" с тремя влюбленными парами "познает себя и остается наедине со вселенской грустью", а балетмейстер Емельянов через композитора Шопена изображает все это пластически, основываясь на великих традициях, но дерзновенно шагая.
       Выглядит это так: сначала все танцуют вместе, причем юноши заглядываются на "одинокую девушку", чем вызывают легкое недовольство партнерш. Потом каждая пара исполняет по дуэту на основе классического экзерсиса, в конце которого партнерша неизменно пропадает за кулисами, а освободившийся юноша немедленно начинает клеиться к "одинокой девушке". Возвратившаяся дама устраивает легкий скандальчик, партнер кается, и "одинокая девушка" снова и снова остается с носом. Все эпизоды комментирует хриплый магнитофонный баритон исключительно "по Розанову". Например, в сцене ревности звучит горькое: "Грубы люди, ужасающе грубы". А в дуэте безмятежного счастья, выраженного потиранием спинками по образцу танца Кота и Кошечки в "Спящей красавице",— раздумчивое: "Мы рождаемся для любви. И насколько мы не исполнили любви, мы томимся на свете".
       Любовь "по Розанову" бывает разная. Возвышающая, как во втором дуэте: там юноша осыпает свою избранницу бутафорскими ромашками — точь-в-точь как могилу Жизели. И развращающая, как в третьем: там порочный злодей пританцовывает с игральными картами, отмахиваясь от своей целомудренной дамы, пока она — о ужас! — не появляется с сигаретой. Только тут распутник и соглашается взять ее за талию, чтобы исполнить пируэт "с бедра".
       В финале у "одинокой девушки" голова кругом идет от brises dessus-dessous (это такое чесание ножками в маленьких прыжках), которое выделывают вокруг нее три несвободных, но желанных мужчины. Немудрено, что она обращается за помощью к публике, трагически простирая руки в зал под закадровый текст: "Проходит жизнь. Человек временен. Теперь грусть — моя вечная гостья". Грусть действительно одолевает: ведь пока смотришь на всю эту пафосную самодеятельность, жизнь и вправду проходит.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...