Во все времена ни для кого не было секретом, что немало тех, кто получал власть, в очень скором времени начинали ею злоупотреблять. Причем на всех уровнях — от руководителей государства до сотрудников правоохранительных органов, которые, судя по сохранившимся письмам, превратили хрущевскую оттепель в милицейскую «отметель».
Нередко задержанных мнимых преступников били в милиции совершенно по-настоящему
Фото: Е. Умнов/Фотоархив журнала , Е. Умнов/Фотоархив журнала "Огонёк"
Из письма Н. Полякова из города Гуково, полученного в МВД СССР в 1957 году
В субботу 15 июня группа рабочих шахты 15/16 треста «Гуковуголь» решила выходной день провести за городом. По дороге на ст. Зверево нашу машину задержал пьяный работник Зверевского отделения милиции и взял у шофера путевой лист. Когда я пытался выяснить, почему он так поступил, сержант милиции Ермилов ударил меня сапогом в грудь, а затем сбросил с автомашины. Потом Ермилов пытался выстрелить из пистолета в рабочего шахты, но подоспевшие товарищи выбили из его руки пистолет. Обо всем этом было рассказано начальнику Зверевского отделения милиции. Но тот, находясь в нетрезвом виде и не выяснив, в чем дело, в присутствии детей (мы ехали на отдых с семьями) начал оскорблять всех нецензурными словами, грозил, что посадит нас в камеру. И действительно, вскоре после этого разговора меня, старшего прораба Гуковского стройуправления №1 И. Я. Берлинера и прораба того же управления С. С. Шиндогоридзе избили и посадили в одиночные камеры предварительного заключения. Позже сержант Ермилов ударил меня железным предметом по левому глазу. При вызове на допрос меня снова неоднократно избивали. Только в два часа ночи, отобрав письменные объяснения, нас отпустили домой. От полученных побоев я потерял трудоспособность и долго еще лечился в Гуковской поликлинике.
Из письма Н. Серегина из Москвы, полученного в МВД СССР в 1957 году
24 июня мы с братом поехали в телевизионное ателье. Во время посадки в автобус №40 на остановке «Фабрика Бабаева» меня неожиданно схватили за волосы, голову пригнули книзу и начали скручивать руки. Я пытался выяснить, за что на меня напали. Но в ответ услышал нецензурную ругань. Позже выяснилось, что напавшие оказались работниками милиции. Среди них ст. лейтенант Ершов. Они волоком тащили меня по асфальту, ломали мне руки и ноги, а потом бросили в кузов автомашины. Очнулся в 98-м отделении милиции Москвы. Здесь меня обыскали и отобрали у меня комсомольский билет и пропуск. После того как я просидел несколько часов в отделении милиции, мне объяснили, что задержали меня по ошибке. На другой день утром меня на скорой помощи доставили в Остроумовскую больницу, где я с диагнозом «сотрясение мозга» пролежал десять дней.
Из письма Н. П. Станчукова из поселка Хвойное Новгородской области, полученного в МВД СССР в 1957 году
2 июля 1957 года на стадионе «Буревестник» в поселке Хвойном ко мне подошел милиционер Щеголев и попросил меня угостить его водкой. Я ему водки не купил, тогда ко мне подошел милиционер Смирнов, и повели меня в милицию. Оба они были пьяны. В милиции они сломали мой протез, разорвали пальто, китель и белье, раздели меня догола, связали веревками и избили.
Я обращался с жалобой в районную и областную милицию, но мер никаких не приняли, а милиционер Смирнов завел на меня дело и грозит выселить меня и мою семью. Прошу оградить меня от издевательства со стороны работников милиции.
Из письма Г. С. Дашкевича из города Молодечно, полученного в МВД СССР в 1957 году
В железнодорожную больницу в Молодечно поступил избитый комсомолец В. П. Скабин, 1938 г. рождения. По его словам, побои были ему нанесены работниками Молодечненской городской милиции.
Он рассказал, что 18/VII-1957 года, распрощавшись с товарищами, он один возвращался из городского парка домой. Почти у самого дома к нему подошел милиционер, схватил его, закрутил руки и ударил, потом свистнул в свисток, прибежали еще 3 милиционера, и все вместе начали избивать Скабина. Били в живот, в спину, по лицу. Он потерял сознание и пришел в себя от сильной боли уже в милиции.
Начальник гормилиции сказал, что он его прощает, и предупредил, чтобы он никому не рассказывал об избиении, даже взял с него расписку, что он, Скабин, не имеет к милиции никаких претензий.
Мы привыкли относиться к милиции, как к блюстителям порядка, а какой же это порядок — избиение человека? Это уже второй случай. В. П. Вяль 1938 года рождения 22 или 24 июня тоже был избит в милиции. В милиции с Вяля сняли наручные часы и по сей день не вернули.
Из письма Е. А. Воробьева из города Котласа, полученного в МВД СССР в 1957 году
18 июля 1957 года я вместе с рабочими парохода «Ногинск» Курнековым В., Макеном Н. П. и Смирновым Д. находились на речном вокзале г. Котлас.
В 17 часов к нам подошли 7–9 сотрудников милиции во главе с майором (фамилии не знаем). Без предупреждения и без проверки документов они стали нам ломать руки. На наш вопрос, в чем дело, вместо ответа мы получили удары по лицу, после избиения нас затащили в отделение милиции речного вокзала г. Котласа. В милиции избиение меня и моих товарищей продолжалось. Удары наносились кулаками и ногами. На наши крики о помощи к зданию милиции речного вокзала собрался народ. Только после этого избиение прекратилось. Нас посадили в закрытую машину и повезли в городское отделение милиции. В машине нас снова били.
Мне подбили оба глаза, разбили левую руку в области локтя, разбили нос, вся одежда моя и моих товарищей была облита кровью. Двое суток я не мог встать на ноги и откашливался кровью.
Через пять дней после предварительного ареста нас посадили в Котласскую тюрьму №2, и только через 10 дней нам предоставили возможность посетить врача котласской больницы, но врач указанной больницы после длительного разговора с сотрудниками милиции меня не осмотрел, а в справке написал, что побоев нет.
Случай избиения сотрудниками милиции г. Котласа граждан не единичный. 10 апреля 1957 г. в камере предварительного заключения был избит гражданин В. Заборский (проживает ул. Луначарского, 53), 6 июля 1957 г. был избит рабочий Щипиценской запани М. Д. Попов и другие граждане.
До сих пор я нахожусь в Котласской тюрьме №2. Следствие не ведется. Прошу помочь ускорить разбор моей жалобы.
Из письма А. К. Саранчука из города Львова, полученного в МВД СССР в 1957 году
В городе Львове произошел такой случай: с 6 на 7 апреля гр. Б. П. Ворона не вернулся домой. Его жена — Ворона Зоя 7 апреля получила извещение, что ее муж умер в отрезвителе (так в тексте.— «История») 2 отделения милиции города Львова от внезапного сердечного приступа и его тело находится в морге.
Жена и мать Вороны еле узнали изуродованное побоями тело близкого им человека, которому было всего 36 лет.
Родственники убитого вызвали из Киева экспертизу, которая установила: переломаны два ребра, отбиты почки и перебита переносица.
Было возбуждено уголовное дело на работников милиции, в ведении которых находится отрезвитель.
На суде выяснилось, что Б. П. Ворону в отрезвителе били три милиционера. На суде также фигурировали два акта — в первом было написано, что Ворона был доставлен в отрезвитель в здоровом состоянии в легком опьянении, во втором акте сказано, что Ворона был доставлен в отрезвитель в состоянии беспамятства и умер от порока сердца.
Оба эти акта были составлены врачом Гущанской в один и тот же день, только второй несколькими часами позднее, то есть после смерти Вороны. По-видимому, из дела забыли вынуть первый акт.
На суде многие свидетели, которым довелось побывать в отрезвителе, рассказывали о том, как работники милиции избивают задержанных, в присутствии мужчин догола раздевают задержанных женщин, не возвращают взятых у граждан ценностей и деньги. На суде также выяснилось, что многие доставлялись в отрезвитель в трезвом состоянии.
Было установлено, что трезвитель (так в тексте.— «История») является хозрасчетной единицей и имеет своеобразный «промфинплан», так как с каждого доставленного в отрезвитель берут по 40 рублей.
Некоторые свидетели говорили на суде, что об издевательствах в отрезвителе они заявляли в городское и областное управление милиции, но на жалобы не реагировали.
Преступники, виновные в смерти Б. П. Вороны, судом осуждены на разные сроки наказания, но следовало было бы наказать и руководителей, которые допускали подобные возмутительные явления и произвол.