Событие недели — "Полночь в саду добра и зла" (Midnight in the Garden of Good and Evil, 1997), кажется, впервые появившийся на телеэкране фильм Клинта Иствуда (Clint Eastwood), удивительно адекватная экранизация чудесного романа Джона Берендта (John Berendt) (1 августа, РТР, 23.30 *****). Иствуд многие годы борется с намертво приросшим к нему имиджем "человека без имени" из вестернов Серджо Леоне (Sergio Leone) и "грязного Гарри". Для этого он чередует с невозмутимой регулярностью фильмы действия и вполне авторские картины, в которых зачастую сам даже не играет. Ему удалось добиться своего. Мировой кинокритикой он признан полноценным автором, едва ли ни законным наследником великого Джона Форда (John Ford). А "Полночь в саду добра и зла" — его самым авторским, самым тонким фильмом за многие годы. В город Саванну, один из оплотов Конфедерации в годы гражданской войны 1861-1865 годов, приезжает нью-йоркский журналист писать статью для гламурного журнала об антикварном быте последних осколков аристократии доброго старого Юга. Он ожидает чопорных и вместе с тем хлебосольных встреч с экстравагантными коллекционерами, пышных праздников, сладкого духа тления. Все это он получит, причем в избытке. Саванна — город сумасшедших, безумие которых ежеминутно грозит перейти грань между прелестным чудачеством и кровожадной яростью. Но высшая форма безумия в Саванне — забота о приличиях. Иствуд тщательно и любовно выписывает портретную галерею обитателей Саванны. Чего стоит хотя бы чернокожий слуга, каждое утро выгуливающий пустой собачий ошейник. Все встречные неизменно любезно интересуются у него, как чувствует себя песик. Дело в том, что покойный хозяин завещал ему небольшую пенсию на то время, пока он будет заботиться о его покойной собаке. Собака умерла лет 20 тому назад, но кому какое дело. Еще одна местная жительница, старушка преклонных лет, сама водит свой автомобиль, в то время как шофер в роскошной ливрее восседает на заднем сиденье: не может же она доверить такую дорогую вещь черномазому. Секрет города в том, что он подчинен магии вуду, и настоящий властелин жизни и смерти его обитателей — старая колдунья, совершающая магические ритуалы ровно в полночь, когда добро и зло находятся в состоянии равновесия, точно так же, как в состоянии равновесия между грехом и невинностью пребывают все причудливые саваннцы. Конечно же, в фильме есть и криминальная интрига: местный богач убивает, якобы в порядке самообороны, своего юного друга, точнее — но никто не скажет об этом вслух — любовника, психопата и наркомана. Суд над ним будет тянуться бесконечно, но справедливость в Саванне вершится, конечно же, не людьми, а духами умерших, слетающихся в полночь в сад добра и зла. Иствуду удается в этом фильме достичь такой концентрации странности во вполне реальном декоре, что, пожалуй, это понравилось бы даже старому и неисправимому сюрреалисту Луису Бунюэлю (Luis Bunuel). Его "Млечный путь" (La Voix Lactee, 1969) (28 июля, "Культура", 19.55 ****) скромно задумывался режиссером как простой экскурс в историю христианских ересей. Получилось же совершенно безумное, как сказали бы американцы, роуд-муви, путешествие двух крестьян-паломников в Сантьяго-де-Кампостела, в ходе которого им придется столкнуться с самыми абсурдными проявлениями внутрихристианских разночтений. Самое невинное из них — дуэль между двумя аристократами, поспорившими о тонкостях богословия. Самое радикальное — расстрел папы римского анархистской дружиной под черно-красными флагами. Еще один актер, практикующий, хотя и не на таком блестящем уровне, как Иствуд, ремесло режиссера,— француз Роже Анен (Roger Hanin). "Адский поезд" (Train D`Enfer, 1984) он поставил на основе реального эпизода криминальной хроники, так называемого "дела поезда Бордо--Винтимилль", в свое время потрясшего Францию (31 июля, ТВЦ, 20.00 ***). Парадокс Анена, как и парадокс Иствуда, в разительном несоответствии человека и устоявшегося образа. Атлет Анен - любимый герой французской массовой культуры. Начиная с 1950-ых годов, он переиграл множество секретных агентов, суперменов и хладнокровных убийц, одни прозвища которых говорят сами за себя: "Горилла" в экранизациях романа Доминика (Dominique), "Тигр", который "любит свежее мясо" и "душится динамитом" в фильмах Клода Шаброля (Claude Chabrole) 1960-ых годов. По своим же политическим убеждениям, Анен — отнюдь не тупой защитник существующих порядков. Левый интеллектуал, он неизменно агитирует в период предвыборных кампаний за левый фронт с участием Французской коммунистической партии, а в поставленных им фильмах пользуются авантюрной интригой для социальной критики. В "Адском поезде" он сыграл полицейского комиссара, расследующего зверское преступление, совершенное в поезде скучающими скинхедами: сначала они растерзали подвернувшегося им под руки араба, потом расправились со случайным свидетелем. "Остывшее сердце" (Un Coeur en Hiver, 1992) Клода Сотэ (Claude Sautet) — иная ипостась французского кино. Недавно скончавшийся киноветеран Сотэ тоже начинал как постановщик "черных" фильмов. Но быстро понял, что его сердце расположено к совсем другому жанру: психологическим драмам, в центре которых неизменно находится ранимая и сильная женщина. Долгие годы он снимал Роми Шнайдер (Romy Schneider). В "Остывшем сердце" (27 июля, ТВЦ, 23.40 ****) роль, которую могла бы сыграть она, исполняет изысканная Эмманюэлль Беар (Emmanuelle Beart). Ей не повезло: она полюбила скрипичного мастера, трагического эгоиста, сыгранного Даниэлем Отеем (Daniel Auteuil), который настолько наслаждается своим мазохистским одиночеством, что способен довести до трагического финала любого, кто проявит к нему хоть какое-нибудь чувство. Самый же курьезный фильм теленедели — "Музыкант" (El Mariachi, 1992), дебют Роберта Родригеса (30 июля, РТР, 23.30 ***). Родригесу еще только предстоит поставить и "Отчаянного" (Desperado), и "От заката до рассвета" (From Dark till Down). А тогда, в 1992 году, он — всего лишь никому не известный латинос, одержимый любовью к движущимся картинкам. Ради этой любви он, как гласит никем не подтвержденная легенда, добровольно стал подопытным кроликом в некоей секретной военной лаборатории за скромное вознаграждение в $20 тыс. Их-то ровнехонько и хватило на постановку "Музыканта" — то ли пролога, то ли прообраза "Отчаянного", где еще не Бандерас (Banderas), а всего лишь Карлос Галлардо (Carlos Gallardo) шляется по мексиканским дорогам с гитарным чехлом, полным странных вещей: револьверов, автоматов и гранат. При всем своем несовершенстве "Музыкант" даже в чем-то выигрывает по сравнению с бешеным, но уже снятым с точным расчетом на коммерческий успех "Отчаянным".
