В Перми убит хореограф Евгений Панфилов (см. стр. 4) — один из тех, с кого начался в России современный танец.
Панфилов родился в 1955 году. Окончил Пермский институт культуры, затем ГИТИС. Чему его могли там научить, совершенно непонятно: современного танца в СССР еще не было. Но в ГИТИС шли и не за знаниями — вузовские корочки попросту помогали начинающим хореографам встроиться в балетный истеблишмент. Однако Панфилов этой возможностью пренебрег. Одним из первых он рискнул отколоться от государственной системы балетных учреждений: в 1987 году основал в Перми частный театр своего имени — "Балет Евгения Панфилова" и сам обставил его спектаклями. После чего труппы, группы и компании "современного танца", каким его поняли в России, пошли косяком. Было трудно и скучно. Еще не было фестивалей, еще не модно было давать деньги на contemporary art, тем более русский, городские чиновники еще ассоциировали слова "современный танец" с дискотекой. "Балет Панфилова" — единственный, что уцелел с той героической поры.Потом у современного танца появились и фестивали, и деньги, и худо-бедно — общая тусовка с западными коллегами, отдельная номинация в рамках национальной театральной премии "Золотая маска", своя пресса, своя публика. В 1992 году Панфилов получил приз Владимира Васильева на международном балетном конкурсе "Арабеск", в 93-м — первый приз на фестивале "Prix Volinine" во Франции, а в 94-м — приз Мориса Бежара на том же "Арабеске". Сибирь и Урал превратились в кузницу русского contemporary dance с промышленными центрами в Перми, Екатеринбурге, Челябинске. Частный "Балет Панфилова", ставший к тому времени одной из крупнейших городских достопримечательностей Перми, получил официальный статус, а его основатель — тьму всевозможных премий. Объездил мир с гастролями. Поработал с Мариинским театром: концертные номера солистам, полнометражная "Весна священная" Стравинского. Дольше всех держалась "Золотая маска": Панфилова исправно выдвигали на премию и каждый раз прокатывали. И это было показательно в масштабе его судьбы: захватив позицию, Панфилов обычно не умел ее удержать. Так, на самом деле, было и с его прорывом в Мариинку: сенсационный заказ со стороны мощного академического театра до сих пор остается самым крупным в истории российского современного танца, но Панфилов не сумел обеспечить его чисто творчески. "Весна" провалилась. В своем собственном театре Панфилов без конца продуцировал идеи, но выпустив очередной спектакль, тут же его переделывал — и портил. Разрабатывая замысел, уточнял, додумывал, дописывал, пока сам не запутывался в конец. За этим часто видели роковую слабость художественной воли. Но это были последствия родовой травмы всего российского современного танца. Попав в конце 1980-х под шквальный информационный поток, хлынувший с Запада, он был обречен нагонять и восполнять упущенное за семьдесят лет советской блокады. Панфилова обвиняли в том, что ни один его спектакль не был выделан. Но его рваные, клочковатые, вздыбленные, разваливающиеся балеты по сути были торопливыми глотками информации, сортировать и прожевывать которую было просто некогда.
Тем не менее он поставил почти полсотни балетов и под сотню миниатюр. В 2001 году он получил свою долгожданную "Маску" за спектакль "Бабы. Год 1945". Балет для актрис-гигантш, подпрыгивающих и валящихся навзничь с невесомой плавностью кучевых облаков, сам Панфилов на вручении премии назвал ломом, которым наконец-то пробил многолетнее недоверие "масочного" жюри. Его покоробило не то, что премию ему дали не по танцевальной, а по междужанровой номинации "Новация". Это была премия по совокупности заслуг. Собственно, выдана она была правильно. В пока еще недолгой истории русского современного танца Евгений Панфилов остался не спектаклем и не именем: он был явлением, проверять которое деталями — непродуктивно и бессмысленно.
ЮЛИЯ Ъ-ЯКОВЛЕВА