XXIV ММКФ оказался одним из самых представительных за последние годы с точки зрения зрительского репертуара. При традиционно слабом конкурсе внеконкурсные программы порадовали московскую публику самыми свежими и самыми лучшими фильмами мира. С комментарием — АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
Бельгийским "Сыном" (Le fils) завершилась программа "8 1/2 фильмов". А за месяц до этого картина Люка и Жан-Пьера Дарденнов (Luc, Jean-Pierre Dardenne) праздновала триумф в Канне. Это был тихий триумф: после того как три года назад братьев-режиссеров скандально увенчали Золотой пальмовой ветвью, шанса на главный приз у них больше не было. Однако если в качестве их предыдущей ленты "Розетта" (Rosetta) у кого-то возникали сомнения, "Сын" убедил всех: это режиссеры высочайшего мирового класса."Розетта" была сделана в нервной дерганой эстетике пост-Догмы как кафкианская притча, но многих, особенно наших соотечественников, отталкивал исходный социальный мотив. Речь шла о девушке со дна общества, готовой на все, на любую подлость и даже на преступление ради работы. В новой ленте ситуация универсальная: человек потерял сына, и судьба сталкивает его с убийцей. Это тоже притча, только библейская, главный герой — плотник, словно Иосиф (актера Оливье Гурме (Olivier Gourmet) за эту роль в Канне наградили заслуженным призом). Большая часть действия разыгрывается на складе и в столярной мастерской, где герой имеет полную возможность расправиться с мальчишкой-убийцей, к которому он приставлен профессиональным наставником. Психологический саспенс этих "производственных" сцен, происходящих среди досок, достоин Хичкока. Но вместо ожидаемого мщения зрителя ждет совсем иной разворот событий. Дарденны готовят его с виртуозной тщательностью, достигая той высокой простоты эмоциональной развязки, которую раньше называли катарсисом.
Совсем другими режиссерскими методами пользуется Атом Эгоян (Atom Egoyan) в "Арарате" (Ararat) — фильме, завершившем программу "АиФория". Канадский режиссер известен как декадент и маньерист, холодный эстет, певец отчуждения и "пустыни эротизма". В новом фильме заговорили его армянские гены, и он обратился к историческим преданьям, связанным с геноцидом. Режиссер выстраивает сложнейшую конструкцию, в которую вовлечены и участники трагедии, и их потомки-эмигранты, и турки, и даже случайно затесавшиеся коренные канадцы — как, скажем, пожилой таможенник, заподозривший молодого парня-армянина в делишках с наркотиками и вынужденный выслушать целую лекцию об армянском геноциде.
Ничего случайного в мире Эгояна на самом деле не бывает. Все связано со всем невидимой нитью, тянущейся от Арарата на другой конец света, сегодняшние фрустрации коренятся в давних исторических травмах, а фильм, который снимает герой картины режиссер Сароян (и которого играет полпред армянской культуры Шарль Азнавур (Charles Aznavour)),— это проекция попыток самого Эгояна выразить невыразимое и высказать несказанное. Не случайно в центре всей этой перегруженной конструкции оказывается судьба легендарного художника Арчила Горки, спасшегося от геноцида и унесшего с собой в эмиграцию некий тайный код армянской культуры. После "Арарата" стало ясно, что Эгоян тоже несет в себе этот код.
Канадское кино, еще недавно неизвестное в России, сегодня все активнее пробирается на наши экраны. Недавно с помощью посольства Канады была организована спецпрограмма канадских фильмов на фестивале в Сочи, теперь на Московском участвуют самые важные новые картины из этой страны. Одна из них — "Быстрый бегун" (Atanarjuat, the Fast Runner, программа "Экзотика") режиссера-эскимоса Захариаса Кунука (Zacharias Kunuk). На фоне белых полей и ярко-синих небес канадского севера разыгрывается очередная притча о добре, зле, любви и мщении, о силе и слабости древних традиций, которые принуждены разрушиться и, однако, продолжают подспудно питать современного человека.
Московский фестиваль представил все модные тенденции: ориентализм, экзотику, бум маленьких и малоизвестных кинематографий. Все больше сужается и регламентируется поле того, что называют мейнстримом. И тем чаще не востребованная центром энергия вырывается и клубится по краям. Эстетика края — это то, что парадоксально оказывается самым главным в кино и что уже не покрывается износившимися понятиями авторского кино или арт-хауса.