"Фундаментальное условие всякой власти состоит в том, что в отношении селекции, осуществляемой власть имущим Альтером, возникает некоторая неопределенность. Альтер всегда выбирает из нескольких альтернатив. При совершении своего выбора он может поселить в своем партнере неуверенность либо устранить ее. Этот постоянный подход от производства неопределенности к ее устранению является основной предпосылкой существования власти".
Так определяет Никлас Луман (Niklas Luhman) свой предмет в книге "Власть". Тут надо оценить не столько мысль, сколько интонацию. Мыслью-то нас не удивишь. Тут достаточно вспомнить Сталина с его великой фразой "великий русский писатель Гегель". Вот уж кто умел селить в партнере неуверенность! То ли это шутка, то ли оговорка (Гоголь), то ли великого Гегеля теперь в силу его особого значения для марксизма надо теперь считать русским. Отче, устрани неопределенность! Нет ответа.Но вот интонация не наша. В России любые — научные, публицистические, исторические — размышления о природе власти всегда ведутся, исходя из чаще осознаваемой, чем неосознаваемой презумпции того, что тебя сейчас обустроят. Или даже опасения, как бы тебя не обустроили. Луман сначала тщательно определяет, что не есть власть. Это не принуждение, не физическое насилие, нет; это вот как раз поселение и устранение неопределенности. Мысль о том, что власть не имеет ничего общего ни с физическим насилием, ни с его перспективой, кажется для русского читателя проявлением какого-то дремучего незнания жизни. Думаешь, этому Луману бы пару часиков в Москве без документов погулять — понял бы он, что такое власть.
Но с другой стороны, интересно же узнать, что думает о власти человек, жизненные реалии которого не только не предполагают собственной встречи с русской властью, но даже и не предполагают, что кого-то рядом сейчас обустраивают мордой об стол. Профессор Луман, глава собственной школы, является одним из наиболее авторитетных современных социологов. И про власть он думает так. Общество, по его мнению, есть коммуникационная среда, то есть место, где люди (сами они частью этой среды не являются), скажем так, общаются. И у них есть разные коды общения: любовь, экономика, представления об истине. И вот — власть. Для того чтобы общаться, надо, чтобы общающиеся были не тождественны, иначе говорить не о чем. Поэтому они делятся на начальника и подчиненного. У каждого из них есть разные стратегии выбора действий, и они согласуют их между собой. Функция власти как механизма общения — выбор одного из возможного спектра решений.
Когда вникаешь в эту довольно сложную модель власти, в голове все время вертится вопрос: какую, собственно, интуицию власти описывает этот человек? Ответ приходит неожиданно в виде благодарности, высказанной петитом в начале книги. Издательство благодарит "Никколо-М" за поддержку. Ну, разумеется, если власть есть медийное пространство, а каждый из людей сам в это пространство не входит, а смотрит на него со стороны, то в таком случае каждый гражданин превращается в пиар-агента. В конце книги Луман приходит к выводу, что в тот момент, когда подчиненный начинает сам угадывать желания власти, функция власти заканчивается, и единственный ее смысл — в проталкивании через нее собственных решений. Перед нами своего рода пиаровская модель власти.
Что такое пиаровская власть и как она пересекается с реальной русской властью, памятно по истории "коробки из-под ксерокса" эпохи ельцинских выборов. Никак не пересекается, а если пересекается, получается форменный скандал. Подивившись тому, до чего все-таки затейливо восприятие мира у пиар-агента, вроде бы отстраняешь эту модель власти как к тебе не относящуюся. Но все равно где-то она в подсознании торчит и хочется проверить на конкретном примере. Хороший повод — книга Жака Ле Гоффа про Людовика Святого.
Жак Ле Гофф (Jaques Le Goff) — один из столпов французской школы "Анналы", выдвинувшей идею "длинного исторического времени". Школа исследовала исторические образования — структуры знания, права, экономики, которые странным образом сохраняются на протяжении больших исторических промежутков. Эти образования под пером школы "Анналы" вели себя совершенно как люди. Ну, скажем, если говорится, что средневековая ментальность не признавала существования автономной личности или же считала, что человек связан с землей мистическими отношениями единения, то средневековая ментальность оказывается чем-то вроде Фамусова, каким-то самодуром со странными предрассудками.
И вот перед нами уже реальный человек, личность XIII века. Жанр повествования о жизни французских королей усилиями Александра Дюма заранее обещает приятное чтение, полное авантюр и пикантных подробностей. Не тут-то было. Главным событием в жизни Людовика IX, если верить Ле Гоффу, было то, что он — первый французский король, который застал в живых своего дедушку, Филиппа Августа. Видимо, Жак Ле Гофф в таком возрасте, что отношения внука и дедушки ему как-то очень близки, он их описывает нежно и с душой. Но после смерти дедушки жизнь Людовика становится откровенно серой. Какая-то ссора с Парижским университетом, поездки по стране, потом заболел дизентерией, чуть не помер, решил отправиться в крестовый поход, едва доехал до Египта, заблудился на Ниле, попал в плен, выкупился, вернулся домой. Поход его глубоко перепахал. Вернувшись, он уж больше никогда не надевал наряд из белок, а ходил в простом синем костюме (хорошо хоть не в полоску). Через некоторое время опять отправился в крестовый поход, доехал, заболел дизентерией и умер.
То есть тоскливее жизни не придумаешь. Интересное начинается как раз после смерти. Ле Гофф последовательно показывает, чем был Людовик Святой для нищенствующих орденов, для аббатства Сен-Дени, для придворных, для иностранных хронистов и так далее. Каждая из этих групп вкладывала в сероватую жизнь короля столько духовных инвестиций, что он раздулся до грандиозной фигуры святого на престоле, захватывающе благородного, безупречно выверенного драматического героя, каждый жест и действие которого наступает вовремя, как в драме Шекспира. Снижая образ, можно сказать, что короля играют слухи и сплетни.
И вот тут-то думаешь: может, Луман и прав? Ведь чем, собственно, является в таком случае Людовик Святой, как не медийным проектом авторов житий, хронистов, придворных, каждый из которых запускает свой миф в коммуникационное пространство под именем власть? Не король, а сплошной пиар разных агентств.
Но и в этом случае все это бесконечно далеко от реалий русской власти. Потому что про Владимира Путина практически нет сплетен.
Николас Луман. Власть.— М.: Праксис, 2001
Жак Ле Гофф. Людовик IX Святой.— М.: Ладомир, 2002