Об изменениях на европейском газовом рынке "Ъ" рассказал начальник управления структурирования контрактов и ценообразования "Газпром экспорта" Сергей Комлев.
— Создается ощущение, что отношения "Газпрома" с западноевропейскими потребителями серьезно улучшились. Какие разногласия сохраняются?
— Действительно, наши разногласия в части ценообразования сняты. С немецкими, французскими, итальянскими партнерами было найдено решение по принципам ценообразования, которое устраивает и их и нас. Сейчас в контрактах работает двойственная зависимость — и от нефтепродуктовой корзины, и от цен хабов. А с учетом того что цены на нефть упали, разница между ценами с нефтяной привязкой и ценой хабов, которая достигала $150 за тысячу кубометров после 2008 года, сейчас весьма незначительна. Так что принципиальных разногласий об основах ценообразования у нас нет.
— А чего бы сейчас хотели покупатели?
— Вопросы, которые мы обсуждаем, связаны скорее со спецификой организации европейского газового рынка. Например, некоторые покупатели поднимают вопрос о том, кто должен платить входную плату — чтобы привести газ на внутренний рынок, который совпадает с границами хабов.
— Насколько серьезными оказались изменения в цепочке поставок газа в Европу последних лет?
— Раньше, до принятия Третьего энергопакета в 2009 году, наши покупатели занимались в основном продажей газа конечному потребителю. Сейчас многие клиенты "Газпрома" с конечным потребителем почти не связаны — они перепродают газ на форвардном рынке многочисленным посредникам, которые, в свою очередь, занимаются трейдингом и продают газ конечным потребителям. Например, в Германии 900 таких посредников. То есть в секторе распределения газа конкуренция развилась очень хорошо. А вот новых крупных внешних поставщиков так и не появилось. Такая модель организации повлияла и на принцип формирования конечной цены. Раньше наши покупатели перепродавали купленный у нас газ с надбавкой сбытовым компаниям, а те, в свою очередь, по еще более высокой цене — конечному потребителю. То есть цена по мере приближения продукта к покупателю росла. Теперь наши покупатели превратились в квазифинансовые институты и торгуют газом по форвардным контрактам. А здесь для них возникает риск, что в момент физической поставки цена по форвардным контрактам может в итоге оказаться и ниже стоимости газа на хабах в этот момент. Поэтому покупатели конкурируют сами с собой, вернее, со своими ожиданиями.
— Но вы как крупный поставщик можете же влиять на цену хабов?
— Нет, и нам это не нужно.
— Нынешний уровень цен может вернуть газ в европейскую энергетику?
— Газ возвращается в европейскую генерацию. В прошлом году спрос на газ в производстве электроэнергии, по нашим оценкам, вырос на 12 млрд кубометров (8,4%), что составило половину общего прироста потребления газа. Но для закрепления достигнутого успеха на длительный период еще потребуется разработать и внедрить адекватные регуляторные механизмы.
— Если цена нефти вырастет, ваши споры с европейцами обострятся? Возникнет ли снова огромный спред между контрактами с нефтяной привязкой и ценами хабов?
— Парадоксально, но зависимость цен хабов от нефти растет — хотя формально роль нефтяной индексации в газовых контрактах падает. При этом цена газа не может пробить потолок в виде энергетического паритета с ценой нефти, но не может и опуститься до уровня цен на уголь, поскольку этому будет препятствовать включение механизма межтопливной конкуренции. Цена движется в этом коридоре, который становится уже, а значит — спред сокращается. Поэтому вряд ли на этой основе можно ожидать обострения споров в ближайшем будущем.