фестиваль танец
Лион, в последние годы претендующий на звание столицы современного танца Франции, подкрепил свою репутацию новым проектом. Opera de Lyon проводит фестиваль Service a tout les etages, буквально обслуживая своих клиентов на всех этажах. Из Лиона — ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.Новый фестиваль (организаторы предпочитают называть его проектом, чтобы не сглазить его дальнейшую судьбу) возник благодаря знаменитому французскому практицизму. Директор балета Йоргас Лукас (Jorgas Lucas) рассудил, что нечего простаивать театральному зданию, пока опера с оркестром разъезжают по гастролям. Кинули клич знакомым хореографам (благо в Лионе кто только не ставил), те откликнулись — привезли свои труппы. Лионский балет, покопавшись в репертуаре прошлых лет, выудил парочку шедевров, и восьмидневная программа проекта была легко сверстана.
Фанаты современного танца, купив абонемент, загружаются в черное брюхо Opera de Lyon в полседьмого, а выползают около полуночи, отсмотрев три представления и пять спектаклей в сумме. Менее выносливые выбирают что-нибудь одно, не выдерживая танцмарафона.
Модернизированная опера — лучшее место для подобных экспериментов. Позолоченную начинку помпезного здания позапрошлого века архитектор Жан Нувель (Jean Nouvel) выдрал с потрохами. Теперь, пройдя под добропорядочными арками портала, упираешься в непроницаемый черный цилиндр, который распахивается только на мгновение, чтобы всосать вас в прохладный мрак. Дальше — паутина эскалаторов, прозрачные призмы лифтов, зловещий пурпур коридоров, ведущих в черный зал, и железные и дырявые, как кухонная терка, лестницы, которые угрожающе прогибаются под вашей тяжестью. Но и этого мало. Одна из фестивальных площадок — репетиционный зал — находится на пятом подземном этаже. На спектакль труппы Эрве Роба (Herve Robbe) "Предназначено к разрушению " (Avis de Demolition) спускаешься по глухой бетонной лестнице, как в какой-нибудь секретный пункт управления ядерными ракетами. В огромном, тоже бетонном, бункере зала Эрве Роб соорудил дом-улей — лабиринт дюралевых выгородок с оконными проемами, коридорами, зеркалами, понатыкав в него видеокамер и вписав в фасад пару демонстрационных экранов.
Жильцы этого дома возникают моментально и словно бы ниоткуда — и так же внезапно исчезают по своим делам в тайных углах и закоулках. В паутине коммуналки кто-то занимается любовью, кто-то — эксгибиционизмом, кто-то — айкидо, а кто-то просто корчит рожи. Но живые фигурки в этом мире — лишь часть интерьера. Зеркала, камеры и экраны ведут свою игру, трансформируя пространство до неузнаваемости, расчленяя людей на составные части. Какой-нибудь квартирный тупик оказывается дырой в бесконечность, а босая ступня персонажа, застрявшего где-то в последней комнате, вдруг становится самой главной, возникнув на экране прямо под носом зрителей и нагло шевеля пальцами. Точно выстроенный кадр, эффектный ракурс, умело подсвеченный крупный план делают экранную жизнь гораздо интереснее реальной: там жесты значительнее, взаимоотношения напряженнее и даже лица умнее. Изображение вытесняет объект, фрагмент — целое, видимость — сущность.
Но на беду Эрве Роб вдруг решает навести в своем доме порядок: раздвигаются перегородки, выключаются камеры, исчезают зеркала и танцовщики остаются наедине с публикой. И тут выясняется, что одним танцем сказать хореографу особенно нечего. Пластический текст в модной технике release (идеологи этого направления трактуют термин "освобождение" как передачу накопленной энергии) выглядит как опоэтизированная картинка наркотической ломки: то прострация со слабым шевелением конечностями, то судороги с падением на пол. Минут через десять их равномерного чередования впадаешь в дремотный транс. Впрочем, не исключено, что такой эффект запланирован хореографом: аккурат в это время освещение делается мягко-интимным и даже бульканье и скрежет "конкретной музыки" съеживаются до щадящего пианиссимо. Под финал вас будит слепящий свет и нарастающий грохот — значит, пора аплодировать и домой.
"Релизные" штудии сверстника Роба — хореографа Лионеля Хоша (Lionel Hoche) и его компании meme BaNjO (буквы чередуются именно так) — лаборатория чистой воды. Наблюдать, как автор располагает своих актеров в пространстве, как заставляет двигаться в разных плоскостях не только каждую часть их тела, но и каждый сустав, как выстраивает опосредованную систему контактов,— дело на любителя. На неискушенный взгляд это выглядит так: артист A ребром ладони подсекает колено артиста B (передавая таким образом энергию). Колено натурально сгибается, но через крестец передает импульс телу, там он преображается и растекается волнами в руки, шею и голову, Голова артиста B, боднувшая бедро артиста С, передает заряд и ему — по цепочке. И так, все усложняя контакты и увеличивая количество контактирующих, хореограф экспериментирует битый час.
При этом артисты выглядят так, словно только что лично отремонтировали квартиру. В брючках "прощай молодость" и капроновых халатиках на тесемке они движутся обессиленно и одновременно напряженно-нервно. Изредка взрываются телесной истерикой в виде перекатов по полу, перебросок-поддержек или серии вспрыгиваний. Тут главное — не дать публике заподозрить, что их тела когда-то знали тренаж: в отечных ногах, сутулых спинах, трясущемся жирке на попе есть особый модный шик. Ибо образ "человека толпы" политкорректно должен напоминать каждому зрителю, что современный танец — искусство не для избранных. Во что и поверили лионские широкие массы.