премьера балет
На сцене Большого театра Московская академия хореографии показала премьеру одноактного балета "Волшебная флейта". По мнению ТАТЬЯНЫ Ъ-КУЗНЕЦОВОЙ, этот факт заслуживает одобрения даже независимо от качества спектакля.Год назад в академии кончилось 40-летнее царствование Софьи Головкиной. Новым балетом новое руководство училища (ректор Марина Леонова и худрук Борис Акимов, он же — худрук балета Большого) отчитывалось за первый год своей работы. Так что постановку можно считать программной. Во-первых, училищные начальники подтвердили курс на сближение московской школы с Большим (театр помог с костюмами и декорациями, предоставил свой оркестр и своего артиста Андрея Меланьина в качестве хореографа). Во-вторых, заверили в приверженности как московским традициям, так и модной ныне стилизации (поэтому для дебюта выбрали балет Дриго, который еще 110 лет назад ставили в Петербургском хореографическом училище).
Стилизация заключалась в либретто, скроенным хореографом Меланьиным по подобию бессмыслиц позапрошлого века (тут и пастушок, проникший во дворец маркиза, и флейта, на звуки которой слетаются амуры, и спровоцированный ими романчик с племянницей маркиза) и в обилии цитат с прозрачными ссылками на первоисточник. Из старого балета явился маркиз, смахивающий на Гамаша из "Дон Кихота", его дворецкий — помесь Каталабюта и Волка из "Спящей" и какие-то карикатурные юристы, почему-то назначенные охранять музыкальные инструменты. Стилизовать же старинный хореографический язык оказалось затруднительно: выпускники школы выучили далеко не весь словарь классического танца, так что хореографу пришлось ставить то, что у них получается. Скажем, не может девочка сделать положенной порции итальянских фуэте — ограничимся одним. Плохо с мальчиками — обойдемся без полноценных па-де-де. Не умеют дети быстро шевелить ногами — сделаем упор на адажио. Неважно с характерными танцами — поставим солистов мазурки на пуанты.
Распознать как таланты, так и общий уровень школы при таком искусном очковтирательстве, традиционном для московской академии, довольно затруднительно. Равно как и дарование самого хореографа. Ремеслом он владеет: сюжет изложен внятно, ансамбли крепко сбиты, вариации небессмысленны, а гарцевание двух гусаров и вовсе оригинально. Похоже, у него есть чувство юмора, но шутить (и то в духе невинных 60-х) он рискует только с малолетними амурами, изобразив их похожими на маленьких обезьянок. Из-за подневольной робости мысли эта аккуратная работа смахивает на курсовую зубрилы-хорошиста. Впрочем, для начала и так неплохо. Если учесть, что, кроме халтурной однодневки Андрея Петрова на диковатый в 1986 году сюжет "Тимура и его команды", оригинальных постановок московская школа не знала ровно 30 лет.