фестиваль балет
На IV Московском международном фестивале современного танца показали первый полнометражный балет. По мнению ТАТЬЯНЫ Ъ-КУЗНЕЦОВОЙ, хореограф Евгений Панфилов поставил свой "Щелкунчик" не про детство, а про старость.Никаких рождественских радостей, первой любви, духовного взросления, конфеток-бараночек в балете Евгения Панфилова нет. Зато есть две темы, обе личные. Первая — один жизнь кладет за правое дело, а вся слава достается другому — воплощена в любовном треугольнике. Брутальный красавец Щелкунчик беспрестанно сражается с мышами, оберегая Машу, а глупая девчонка, не оценив его подвигов, влюбляется в вертлявого самозванца. Вторая — зло многолико и непобедимо — воплощена в мышах. Они без конца переодеваются в разные шмотки, сохраняя (для опознания зла зрителями) только солнцезащитные очки, а в финале этакой "линией Мажино" наглухо перекрывают авансцену. В помощь подвижным мышам хореограф выпустил устрашающих великанш из своего "Балета толстых", оснастив и без того деформированные формы артисток накладными опухолями. Эти монстры (корреспондент Ъ усмотрел в них прозрачный намек на критиков, с которыми у творца сложные отношения) метут со сцены всех — и правых, и виноватых.
Представив свои тезисы, хореограф не удосужился развить их в сколько-нибудь внятную историю. А композитор Чайковский, к несчастью, написал слишком много музыки, которую надо чем-то заполнить. С балетной лексикой у современного творца беда, да и артисты в ней не особенно сильны. В первом акте хореографа выручают подвешенные к колосникам проволочные каркасы-конусы, обозначающие одновременно елки и мышеловки,— пока они ездят вверх-вниз, танцовщикам двигаться необязательно. Большую поддержку оказывают также табуреты — пока их дотащишь от барной стойки, расположенной в глубине сцены, пока ногу вденешь между их ножками, пока пируэт в таком положении сделаешь, пока уволочешь обратно,— глядишь, музыка и кончилась.
Во втором акте труднее — бар исчезает, а елки торчат у потолка. Тут возникает спасительная тень шведа Матса Эка (Mats Ek) — палочка-выручалочка современных хореавторов, оказывающихся в затруднительном положении. Шведские фирменно-"жесткие" руки, "лежачие" арабески, трамплинные прыжки-сиссоны, стремительные пробеги помогают господину Панфилову создать иллюзию танца. У артистов тоже есть свои коронные "примочки": например, Мария Тихонова (Маша) хоть и плохо стоит на пуантах, зато может достать ногой до головы. Сергей Райник (Щелкунчик) берет темпераментом, Алексей Расторгуев (Мышиный король) умеет делать двойные сотбаски, а у легконогого Алексея Колбина (Принц) неплохо идут средние прыжки.
"Балет Евгения Панфилова" в этом году справляет 15-летие. Два года назад он — первый и единственный из частных театров — получил статус государственного, а сам Евгений Панфилов — Госпремию имени Федора Волкова "за выдающийся вклад в развитие профессионального искусства РФ". Все было бы чудесно, если бы к моменту официального признания 45-летний хореограф не оказался в творческом тупике. Плодовит он остался как прежде, но как-то незаметно для себя переместился из авангардистов в ряды отцов-основателей. Бывший возмутитель спокойствия оказался, по собственному выражению, "на перекате" — вроде бы делает то же, что и раньше, а признания нет как нет. Новые кумиры будоражат публику, им достаются "Золотые маски" и восторги критики. Вот про эту жизненную несправедливость Евгений Панфилов, творец исповедального толка, и рассказал в своем "Щелкунчике", поставленном как раз в момент превращения его частной труппы в государственное культурное учреждение.