В Большом зале консерватории Московский государственный симфонический оркестр под управлением Павла Когана дал концерт, посвященный юбилею Павла Когана и для увесистости еще целому ряду музыкальных дат. На концерте присутствовала ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ.
Из вступительной речи ведущего Святослава Бэлзы следовало, что помимо 50-летия Павла Когана концерт посвящен "закрытию 80-го сезона Московской филармонии, 130-летию со дня рождения Александра Скрябина и 140-летию питерской премьеры оперы Верди 'Сила судьбы'". Еще Святослав Бэлза говорил, что "Павел Коган — наследник двух великих музыкантов: сын Леонида Когана и племянник Эмиля Гилельса"; что "брал уроки скрипичного волшебства у Юрия Янкелевича, а уроки дирижирования у Лео Гинзбурга".Программа (без антракта) состояла из трех увертюр Верди (к "Силе судьбы", "Сицилийской вечерне", "Набукко") и скрябиновской "Поэмы экстаза". Привычный комплекс нескольких популярных и одного сложного сочинения сервировался вполне в духе Павла Когана: горячо — еще горячее — совсем горячо. Впечатления были предсказуемыми: неряшливость струнной и медной групп, захлебывающийся темпоритм и бьющиеся в экстазе тарелки.
Павел Коган всегда любил громкое и быстрое. Поскольку бицепсы — единственное, чем может хвастать его оркестр, не отличающийся слаженностью. Зато за 13 лет работы с оркестром он добился самой высокой посещаемости в филармоническом абонементе. Секрет прост: на Когана идут не за интерпретациями, а за демонстрациями общеизвестного — играемого с бутафорской помпой, но без шоуменства, с нахлесту, но и без закидонов.
Так у него звучит даже "Поэма экстаза", переводящая все тонкости мистериального декадентства Скрябина в звуки слоновьего лежбища. Трубит труба, надсаживаются скрипки, и так много раз, вплоть до органного рева со сбивающимися колоколами концовки, переходящими в бурные аплодисменты. И никто не смущен, что вместо продолжения великой музыкальной традиции имеет дело лишь с ее деформацией: когда фамильная неповторимость превращена в трафарет, уникальность исполнения — в комплект типических неточностей, а искусство — в производство.