Сначала из книги с обложкой "SюRреализм" ожидаешь узнать, у кого и как Дали увел жену, какие именно запреты общественной морали нарушал Батай, каков рисунок романов Луи Арагона с женщинами и компартией, или хотя бы детективных повествований о поездке Бретона к Троцкому в Мексику. Тут ничего такого нет. Зато есть неожиданный поворот темы, что в сюрреализме было полезно для народа. Как послужил он простым людям. У самих сюрреалистов стремления послужить народу вроде не было, так что получается новый взгляд на движение.
Ну, в общекультурном смысле что-то наскрести удается, но необходимы конкретные факты службы сюрреализма делу улучшения жизни простых людей. Поэтому автор с редкой добросовестностью рассматривает позицию сюрреалистов по всем политическим событиям, которые происходили за время существования движения. Начинается с резолюций по первой мировой войне, кончается резолюцией по освобождению народа Кубы от гнета американского империализма. Война в Испании, война в Алжире, отношение к Сталину, отношение к Гитлеру, все по источникам.Свою книжку про сюрреализм Жаклин Шенье-Жандрон (Jacqueline Chenieux-Gendron) специально подготовила для русского перевода, снабдив ее предисловием про структурные сходства сюрреализма и русского авангарда. Могла бы и не снабжать: книжка написана таким образом, что это сходство выпирает на первый план.
В школе у меня был учитель истории с франкофонным именем Луй Луевич, он писал диплом по истории одного домкома в доме на Красной Пресне, и там тоже было — позиция домкома по делу Сакко и Ванцетти (осудить империалистов), позиция по Лиге Наций (осудить империалистов) и так далее. Дело даже не в том, что во многом позиции пресненского домкома и группы сюрреалистов совпадали, дело в том, что они оказывали схожее по силе влияние на Лигу Наций. Сходство с русским авангардом и приятно, и очевидно. Наши тоже считали себя председателями земного шара, ответственными за все, что на нем происходит.
Заканчивается книга мыслью о том, что сюрреализм был полезен, но исторически ограничен: "Сегодня сюрреализм обвиняют в неспособности встать на защиту всех сексуальных перверсий, но эта критика вызывает снисходительную улыбку: вряд ли гомосексуальное либидо способно освободить человечество от неврозов и привести к социальной революции. Но, смотря глазами женщины, мы ясно видим половинчатость сюрреалистов во всем, что относится к любви и сексу. Приходится признать: современным женщинам сюрреализм вряд ли поможет восполнить недостатки фрейдистских теорий!" Надо ли говорить, что Фрейд, как мужик, многое не понял в женщинах.
Спор гомосексуальной и феминистической критики с позиций приближения социальной революции во многом поучителен и прелестен. Поучительно и несовпадение современного русского и французского интеллектуальных контекстов. Про то же несовпадение, но столетием раньше, повествует и Елена Менегальдо (Helene Menegaldo) в книге "Русские в Париже. 1919-1939". В общем-то мы сами нарывались. Русская эмиграция так долго отстаивала идею своей особости, что невольно возникло желание описать этих людей как племя. И хотя автор и принадлежит к этому племени по матери, все равно тон ее повествования — симпатизирующий этнографизм.
Описаны: места обитания племени, 15-й квартал Парижа, русский Монпарнас, пригород Биянкур, где располагались заводы Рено и куда в массовом порядке нанялась белая гвардия — настолько, что его переименовали в Биянкурск. Занятия племени: художники, поэты, артисты, рестораторы, модельеры, белошвейки, таксисты. Обряды племени: роль русской православной церкви и столетие Пушкина. Семейные отношения: в семьях предпочитали, чтобы рождались мальчики (автору это кажется странным). Основной пункт складирования духовных ценностей: Тургеневская библиотека. Время от времени мелькают то Бунин, то генерал Миллер, то Дягилев — но и они воспринимаются не в личном качестве, а как племенные вожди.
Сначала такой взгляд ошарашивает. Привычно ожидать от повествования о русских в Париже каких-то драм, страданий отторгнутых от России великих мыслителей, поэтов, писателей — словом, сплошного "дневника его жены". Но по прочтении книги наступает неожиданное сытое спокойствие. В сущности, чем являются все эти страхи и страдания? Не более чем географическим фактом пребывания людей определенной национальности в определенной точке земного шара. А русская эмиграция — это не трагедия России, но русский вклад в мультикультурность Парижа наряду с китайским, вьетнамским, армянским и разными другими вкладами. Жили, умерли, растворились. Для настоящей этнографии книге не хватает разве что анализа особенностей русских захоронений, но кто же не знает Сент-Женевьев-де-Буа?
Жаклин Шенье-Жандрон. SюRреализм. Перевод с французского и комментарии Сергея Дубова.— М.: Новое литературное обозрение, 2002.
Елена Менегальдо.Русские в Париже. 1919-1939. Перевод с французского Натальи Поповой и Игоря Попова.— М.: Кстати, 2002.