генеральный директор компании Real Records
"Если бы не пираты, на Земфире мы бы заработали $30 млн"— Вы направили открытое письмо президенту от имени вашей компании, Национальной федерации производителей фонограмм (НФПФ), Международной федерации производителей фонограмм (IFPI), а также начали оклеивать диски идентификационной оптовой маркой правообладателя одновременно с выходом альбома Земфиры. Так и было запланировано?
— Это было политическим шагом индустрии. На примере альбома Земфиры можно было обратить внимание государства на проблему пиратства. Земфира — артист, альбомы которого продаются сегодня тиражами, несоизмеримыми с альбомами других артистов. Наверное, другого проекта такого уровня нет. Именно на этом альбоме легальная индустрия должна была показать, чего она стоит. Инициатива стоила нам серьезных денег.
— Поясните...
— Полупиратские структуры предлагали нам огромные деньги, чтобы мы не наклеивали марки правообладателя.
— Что это за структуры?
— История следующая. До кризиса никаких переговоров с пиратами не было. Индустрия продавала легальные пластинки оптом по $6-8. Я помню тиражи по 100 тыс.— например, Валерия Меладзе, Аллы Пугачевой. После кризиса и диски, и кассеты перестали продаваться вообще. И пираты предложили руку помощи. У них существовала разветвленная сеть дистрибуции. Нам надо было адаптировать цены к пиратским, чтобы хоть как-то выжить в тот момент. Была альтернатива: либо закрыться, либо договориться с пиратами. И с пиратами пошли договариваться все. Они к тому же заявили, что станут легальными. (Так называемые "серые" пираты зарабатывают на том, что к легальному тиражу подмешивают пиратский, таким образом нарушая авторские права и получая незаконную прибыль.— Ъ.) До поры до времени этот союз существовал, пока пираты не почувствовали, что могут развернуться. Они начали выходить на рынок авторских прав. Доход с пиратского продукта позволял им платить авторам гонорары гораздо большие, чем предлагали легальные компании. До сих пор с посткризисного момента мы не можем организовать собственную сеть дистрибуции. Сейчас происходит передел рынка. Проведена линия между пиратами и легальными производителями. Марка правообладателя поможет отделить легальный продукт от пиратского и его идентифицировать.
— Последуют войны?
— Возможно, да, но наша цель — не воевать, а договориться и легализовать все дистрибуторские структуры.
— Как это отразится на потребителе?
— На альбом Земфиры, который мы оклеили новой маркой, мы целенаправленно подняли цены. Это оказало влияние на весь рынок, потому что дистрибуторы подняли цены и на остальную продукцию без согласования с правообладателями — и, на наш взгляд, довольно резко. Сейчас пластинка в опте стоит $1,45. Но мы собираемся все-таки пока снизить цены на сборники и бэк-каталог (ранее выпущенные альбомы.— Ъ), не поднимать цены так резко. Но проблема не только в этом. Возможно, в период войн у потребителя будет меньше возможности купить легальный продукт. Пираты могут отрезать регионы, ведь система защиты только начинает выстраиваться.
— Как вы оцениваете финансовый ущерб, нанесенный пиратами вашей компании?
— По всей индустрии уровень пиратства составляет от 65% на все носители, включая образовательные программы на кассетах, до 95% на поп- и рок-музыку. Причем опровергнуть меня никто не сможет, потому что реальную статистику никто не собирал. Мне, как человеку, который находится в этой индустрии, не нужно цифр, чтобы сказать, как что продается. С погрешностью плюс-минус 3 тыс. кассет я могу представить это не только по своим релизам, но и по другим компаниям. Например, я приехала в Казань и потратила два дня, чтобы найти хотя бы один легальный диск моей компании. В центре города — огромный магазин с тремя залами, кассовый аппарат, огромный ассортимент. И ни одного легального носителя!
— И все же можно оценить размер потерь?
— Скажем так: если бы не пираты, на альбоме Земфиры мы бы заработали $30 млн.
— Оклейка продукции защитными марками уже проводилась в Москве. Это имело положительный эффект?
— В целом да. При том, что мы все ее очень боялись, потому что нам ее навязали. Мы в результате подняли цены, потому что стали больше тратить (стоимость марки, стоимость оклейки), но при этом мы стали и больше зарабатывать. На московских тиражах мы зарабатывали $1 за диск, на региональных — $0,5 за диск. У нас поднялись тиражи с московскими марками: на столицу приходилось 50% продаж и 50% продаж приходилось на регионы. Были перечислены огромные средства в московское правительство. Мы посчитали эти деньги, ведь все знали свои тиражи и кто сколько заплатил. Нам говорили, что есть отдел милиции, который финансируется из этих денег и нас защищает. Куда потом пошли эти деньги, неизвестно. Финансирование продолжается, но объемы продаж носителей с московской маркой снизились до 1%, а Москва наводнена региональной продукцией. Справедливости ради стоит отметить, что это случилось еще и по инициативе пиратов, которые организовали юридический процесс, чтобы признать московскую марку противоречащей федеральному закону.
— Где тогда гарантия, что инициатива НФПФ по оклейке дисков маркой правообладателя спасет ситуацию?
— Компании вытащили последние деньги, сложились и пытаются что-то вместе сделать, потому что каждый в отдельности ничего сделать не может. Конечно, нужен целый комплекс мер. Об этом и говорилось на нашей встрече с представителем администрации президента Игорем Зубковым.
Интервью взял ИЛЬЯ Ъ-НАГИБИН