Министр обороны Сергей Шойгу заявил о создании в России нового рода войск для осуществления операций в информационном пространстве. В вечернем эфире «Коммерсантъ FM» Петр Косенко обсудили круг обязанностей и потенциальные возможности отечественных кибервойск с консультантом «ПИР-центра» Олегом Демидовым.
Фото: Олег Харсеев, Коммерсантъ / купить фото
Петр Косенко: Значит ли новость о создании кибервойск, что участие в информационной войне стало одной из главных задач вооруженных сил Российской Федерации?
Олег Демидов: Думаю, нет. То, что сегодня озвучил Сергей Шойгу — это создание структуры, которая занимается, прежде всего, обеспечением задач защитного характера, с упором на функции, связанные с контрпропагандой и противодействием информационным операциям в отношении России. Но вообще исходя из логики задач подобных структур и мирового опыта, чаще всего подразделения выполняют смешанные задачи — и чисто защитного, и проактивного характера, одного без другого не бывает…
П.К.: Чем занимаются кибервойска? Основная их задача? Почему именно в составе вооруженных сил?
О.Д.: Если мы говорим именно о кибервойсках, то это деятельность, связанная, прежде всего, с защитой информационных инфраструктур и сетей связи, которые обеспечивают деятельность самого Минобороны и государственных органов страны. Это предотвращение компьютерных вторжений, нарушения целостности, безопасности, и защищенности информации в таких инфраструктурах, сетях, информационных системах. В общем, это обеспечение информационной безопасности на военных и критически важных объектах государства. Плюс это проактивные операции, которые могут включать в себя осуществление компьютерных вторжений в информационные сети и системы противников, нарушение функционирования каких-то информационных инфраструктур предполагаемого противника, выведение их из строя и так далее.
Но здесь принципиально важно другое. Судя по словам Шойгу, в России создана структура смешанного типа, которая сочетает в себе функции двух принципиально разных областей: собственно, кибероперации и технологические операции, или операции информационной поддержки.
На Западе, в мировой практике вторая задача выделена в отдельную корзину, ей занимаются отдельные структуры, которые с киберкомандованиями, как правило, не связаны, не подчинены им. А у нас все идет по пути создания некой общей синтетической структуры, которая и одни задачи решает, и вторые. Это интересно.
Олег Богданов: На какой базе это создано?
О.Д.: Если судить по словам Шойгу и той открытой информации, которая была до этого кусочками, то, скорее, речь идет о создании новой структуры в Генштабе, которая напрямую не является наследницей ни управления радиоэлектронной борьбы, ни главного военно-политического управления вооруженных сил СССР. Это новая структура. Но она объединяет в себя функцию и первого, и второго. Конечно, для осуществления психологических операций, операций информационной поддержки, опыт радиоэлектронной борьбы непригоден. Это принципиально разные вещи.
О.Б.: А учения как будут проходить? Я помню из армейского опыта 80-ых, как мы в Польшу выезжали, тренировались на польской территории — радиоэлектронная борьба и так далее. Как они теперь будут проводить учения, на каких кошках они будут тренироваться?
О.Д.: Здесь выезжать на чужую территорию в переносном смысле не потребуется. Для организации проведения масштабных учений по кибербезопасности, по тестированию устойчивости инфраструктуры обычно делается следующее: берется какой-то инфраструктурный подрядчик, провайдер, какая-то крупная структура, у которой есть своя сеть, свои сети связи, свои инфраструктуры, выделяется какой-то изолированный сегмент и на нем отрабатываются события, инциденты информационной безопасности, способы, методы и практики, которые будут нужны для предотвращения и управления реальными инцидентами.
П.К.: А как чисто физически будут выглядеть эти войска? Это будут привычные всем казармы, плац, на котором в свободное от сидений за компьютером время, эти военнослужащие будут строевую подготовку отрабатывать? Они будут находиться в разных регионах России, они будут секретные или они будут несекретные?
О.Д.: Начнем с конца. В плане секретности по большей части, видимо, деятельность этих структур у нас секретна, потому что это целесообразно, соответствует международному опыту. Надо некие оперативные возможности этих структур сохранять в секрете. Полной информации мы о них никогда не получим. Насчет казарм, подробностей быта, внешности, нашивок, шевронов и так далее, я не могу сказать, но это и не очень важно.
Такая структура должна быть распределенной, потому что сама информационная инфраструктура Минобороны является сильно распределенной. У нас в конце 2016 года были новости, что, наконец, создан и введен в эксплуатацию закрытый сегмент передачи данных. Что это? Это как раз-таки подведомственная Минобороны, используемая для нужд Минобороны отдельная сеть связи, которая объединяет между собой информационные инфраструктуры и информационные системы военных. Вот на базе, видимо, этого закрытого сегмента передачи данных и будет отстраиваться инфраструктура и организовываться взаимодействие местных каких-то подразделений, которые будут входить в состав, либо будут подведомственными новому вот этому командованию.
П.К.: С вашей точки зрения, что можно сказать по составу этих войск? Какой процент там будет действительно кадровых военных, какое количество контрактников будет, а какое количество гражданских? Очевидно, что в этой сфере деятельности гражданских, наверное, необходимо привлекать?
О.Д.: Могу предположить, что по сравнению с другими родами и видами войск здесь будет выше процент людей, которые привлечены из частного сектора, и выше процент контрактников. Такова специфика задач. Речь идет даже не о самих кибероперациях и о защите информационных систем, а о втором направлении деятельности — операции информационной поддержки, PSYOP. Что это такое? Это работа со СМИ, с социальными медиа вплоть до Twitter, Telegram-каналов и так далее. Это вопросы, связанные, не знаю, с созданием системы интеллектуальных ботов, которые будут в автоматическом режиме продвигать какие-то новости и дискурсы в сети, еще что-то. Это требует привлечения людей из межотраслевых областей.
П.К.: Вот в связи с этим и возникает вопрос: в Министерстве обороны уже сказали, что хакеров в кибервойска набирать не будут. А как иначе можно людей, которые занимаются кибербезопасностью и кибератаками в военном смысле слова, называть? Какое-то новое слово нужно придумывать для обозначения киберспецназовцев?
О.Д.: Слова не всегда отражают суть явления. В том или ином смысле хакеры в структурах, похожих на киберкомандование, работают. Это специалисты, условно, по проактивным действиям. Грубо говоря, это те же хакеры, только фронт их задач немного отличается от фронта задач гражданских хакеров. У них другие цели, другие объекты, другая специфика операций. Суть деятельности более или менее та же. Если мы говорим о специалистах по второму направлению — операции информационной поддержки, то это уже специалисты сферы пропаганды, контрпропаганды. С поправкой на то, что это раньше было через газеты и телевидение, а сегодня это через интернет, социальные медиа и так далее. И в обеих случаях приток кадров из гражданского сектора нужен.