праздник музыка
Вчера хоровым гала-концертом в храме Христа Спасителя завершилась первая неделя I Московского пасхального фестиваля. Номинально он будет проходить до 19 мая. Однако корреспондент Ъ ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ уверена, что главное уже позади — концерты хора, солистов и оркестра Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева.Из четырех концертов в Большом зале консерватории два первых были не очень, другие два — хорошие. Ну, как хорошие? В Девятой симфонии Шостаковича дело пошло только со второй части, а в Скрипичном концерте Чайковского не все было ладно у солиста Вадима Репина. Зато накануне скрипач блеснул концертом Сергея Прокофьева. И даже Валерию Гергиеву пришлось брать у него реванш самым эксклюзивным, что было в арсенале,— "Весной священной" и "Пульчинеллой" Игоря Стравинского, действительно славных в отличие от непереваренной "Жар-птицы" на открытии фестиваля.
Гергиевский Стравинский, интеллектуальная маковка пасхального фестиваля, довел публику до какого-то исступления. Ритуальный угар "Весны священной", казалось, выветривает из зала остаток кислорода. "Ух, какой у Гергиева темперамент! Ух, какой мобильный оркестр!" — обменивались на выходе москвичи, регулируя растрепанные слушанием нервы.
Не очень-то вникая в разницу между всем, что вообще навезли мариинцы (например, откровенно сырой "Снегурочкой" Римского-Корсакова в концертном исполнении и великолепным первым актом "Руслана и Людмилы" Глинки, наспех сбитым "Александром Невским" — со скромным присутствием Ольги Бородиной — и глянцево-стильными скрипичными Прокофьевым и необарочным Стравинским), Москва охотно переживала настоящий гергиевский бум.
К такой сверхблагодарной реакции, понятно, располагала всемирная слава маэстро, закрепившего за собой рейтинговое лидерство в русской музыке. Располагало и декларируемое им желание одарить публику лучшим, что имеет труппа Мариинского театра: от признанной дивы Ольги Бородиной до ангельски дивной Анны Нетребко, слушая которую то в глинковской Людмиле, то в дуэте прокофьевских Сони и Наташи, и впрямь не отделаться от восхищенного толстовского "Что за прелесть эта Наташа!" (роскошное меццо Екатерины Семенчук, певшей Соню, кстати, тоже было не промах).
Напомним программы фестиваля. В Большом зале консерватории Валерий Гергиев давал четыре концерта. Из трех концертов в Малом зале два пели-играли тоже мариинцы. Гергиевцы в МГУ. Гергиевцы на Поклонной горе. А остальное — хоровые концерты в городских храмах да Звонильная неделя где-то между небом и землей.
Странный симбиоз возвышенного и земного на первом пасхальном фестивале вроде нормален: Пасха пока еще только отвоевывает у Первомая славу шумного, многолюдного праздника. Прилагающиеся к ритуальной Пасхе кладбищенские визиты, балаганные деды, бойкие мясные ряды да уличные христосованья — дело то ли забытого прошлого, то ли нескорого будущего. Потому и гастроли мариинцев (взамен городской суеты), и интеллигентные радости (взамен запойных гуляний) на Пасху хороши, даже желательны.
Однако налицо какое-то циничное разделение ландшафтов и миссий. Главная светская площадка — Большой зал консерватории — плюс московские горы и высотки — это все Гергиев; а прочее — не более чем размытый патриархальный фон к нему, главному харизматическому герою Пасхи. Таким образом, христианский праздник ежегодно обновляемой жизни выходит вроде как праздником персонального завоевания Валерием Гергиевым Москвы. Неудобно это, да и нескромно.
Свой бис на Поклонной горе — музыкально-неинформативную "Панораму" из "Спящей красавицы" Чайковского — дирижер предварил в микрофон любезным: "Я знаю, вам, москвичам, это понравится". А в начале одного из консерваторских концертов питерский музыковед Леонид Гаккель вообще выдал речь про формообразующую миссию Петербурга для русской культуры в целом. Взахлеб славя свой город именами Стравинского, Шостаковича и Прокофьева, оратор с мещанским пафосом словно ставил москвичей перед фактом признания их провинциальности.
Вспоминалась строка из Игоря Северянина: "Полны значенья пустячки" — так это было некрасиво. Как вообще некрасиво подчеркивать ценность преподносимого в Пасху, будь то хоть крашенное калошной подкладкой яйцо, а хоть и гергиевский эксклюзив. Впрочем, к чистосердечному академизму двух последних концертов Мариинки городская самооценка, к счастью, отношения не имела. Питерцы показывали, на что они способны, а москвичи, уже успев оплакать неудачные последствия бешеного мариинского режима (без которого немыслимы Валерий Гергиев и его театр), искренне приветствовали лучшие опусы, лучшие голоса и лучшего дирижера, от которого ожидали, честно говоря, все же больше того, что получили.