Мэр Екатеринбурга Евгений Ройзман сообщил, что с момента принятия закона о декриминализации домашних побоев количество обращений граждан в полицию выросло почти в три раза. Обозреватель «Коммерсантъ FM» Станислав Кучер считает, что это первая «ласточка», за которой неизбежно «полетят» другие.
Обозреватель “Ъ FM” Станислав Кучер
Что и требовалось доказать. Когда три недели назад я в нашем эфире выступил против этого экзотического проявления «гуманизма», две главные претензии к моей позиции выглядели так. Во-первых, писал мне коллега-журналист, «никто не легализует домашнее насилие, просто первый случай переводят в разряд административного правонарушения, и разница здесь не только в наказании, но и в оформлении дела. Тут надо вникать в детали и практику правоприменения». Во-вторых, утверждали защитники декриминализации, теперь снижается вероятность того, что недовольные супруги будут использовать закон в виде дубинки, инструмента шантажа в домашних конфликтах.
Это все звучало логично и даже убедительно, но, на мой взгляд, не отменяло главного: сам факт принятия закона сработает на легализацию насилия, прежде всего, в общественном сознании. Большинство способных поднять руку на благоверную (благоверного) не будет вникать в юридические тонкости, а просто услышит: раньше было нельзя, теперь можно. Соответственно, одни будут чаще бить, другие — чаще вызывать полицию.
Ровно это и произошло в Екатеринбурге, одном из крупнейших городов России с населением 1,5 млн человек. Новые реалии почувствовали на себе, прежде всего, рядовые полицейские, работающие «в поле». По звонку испуганных женщин они стали выезжать на «домашние разборки» втрое чаще: еще месяц назад таких вызовов было 100-120 в сутки, теперь — 300-350. Сами полицейские не видят в этой статистике никаких плюсов. В условиях недокомплекта подразделений (а эта проблема стоит по всей стране) рост обращений по случаям рукоприкладства заставляет их не только, грубо говоря, больше бегать, но и бегать «не туда», то есть, как минимум, отвлекает от работы по другим серьезным преступлениям. Аргумент о том, что шантажировать мужей станет сложнее, не сработал. Наоборот, многие женщины теперь попросту перестраховываются и спешат запротоколировать первый случай побоев (а иногда даже спровоцировать конфликт) с тем, чтобы быть «во всеоружии», когда дело примет совсем опасный оборот.
Но главное, бить действительно стали чаще. Сам Ройзман, кстати, уверен, что дело тут не только в отмене «уголовки» за первые побои, но и в домостроевской риторике, которая стала популярной благодаря общему тренду возвращения к традиционным ценностям и отказа от «гнилой политкорректности».
Заповеди типа «Не убий» или «Возлюби ближнего» в народе воспринимаются, скорее, как пустая банальность, в то время как тезис «да убоится жена мужа своего» — как полезная для крепкого брака скрепа.
Я уверен, что Екатеринбург с его сегодняшним прогрессивным мэром — лакмусовая бумажка происходящего по всей стране. В отличие от десятков других мэров Ройзман не боится открыто говорить о проблемах Екатеринбурга, будь то наркомания, на борьбе с которой он сделал себе имя, распространение СПИДа или теперь статистика домашнего насилия. Есть люди, которые предпочитают видеть в этом пиар. Я вижу адекватную, хоть и непривычную для российских руководителей, честную реакцию на симптомы болезней, которыми страдает вся страна.
Статистика, с которой столкнулись екатеринбургские полицейские — это «первая ласточка», за которой, будьте уверены, «полетят» другие. Работы у полиции, несомненно, прибавится. Ту же статистику нам будут преподносить как свидетельство актуальности и своевременности закона. Было бы желание, объявить благом для общества можно все, что угодно. «Антисиротский закон» тому лучшее доказательство. Так что не удивляйтесь, если в обозримом будущем вы увидите в популярных ток-шоу экзальтированные семейные пары, которые будут радостно демонстрировать в эфире фингалы и ссадины, а потом вещать о том, как прогрессивное законодательство спасло их счастливую ячейку общества от развода, что бы непременно случилось, сложись эта ячейка, например, в какой-нибудь невнятной Англии или Норвегии.