премьера театр
В цюрихском Schauspielhaus состоялась премьера спектакля "Синхрон". Его постановщик, руководитель цюрихского театра Кристоф Марталер, принадлежит к числу самых признанных и самобытных театральных режиссеров Европы. Из Цюриха — РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.Для тех, кто хотя бы немного знаком с театром Марталера (Christoph Marthaler), одно только название спектакля уже скажет о многом. Марталер — самый большой специалист по исследованиям времени, не только как философского, но и как театрального феномена. Вот уже десять лет, начав со знаменитого спектакля "Убей европейца!" в берлинском театре Volksbuhne, режиссер разбирается с психологическими комплексами современной Европы. Он придумал свой собственный мир: в больших и некрасивых пространствах его выпавшие из сумасшедших ритмов глобализированного мира персонажи ждут неизвестно чего, подолгу молчат и говорят невпопад, будь они хоть чеховские персонажи, хоть шекспировские. Стоит увидеть в каком-нибудь зале ожидания непонятно как одетых людей, обреченно смотрящих в одну точку, как сразу восклицаешь: "Марталер!" Видимо, это и значит быть гением: заставлять своих зрителей смотреть на знакомый им мир своими режиссерскими глазами.
Для пьесы швейцарца Томаса Хюрлимана (Thomas Huerlimann) постоянный соавтор Марталера Анна Фиброк (Anna Viebrock) построила на сцене цюрихского Шаушпильхауса настоящую студию звукозаписи: звукоизолирующие панели, окна в аппаратную, неудобные стулья, микрофоны, зажигающееся на табло слово "запись". Герои Хюрлимана, Сибила и Фрунц, озвучивают здесь порнофильмы. Она — актриса и мечтает о сцене, он — неудавшийся драматург, постоянно жалующийся на творческий кризис. Помимо этой аппаратной, у героев есть и другая предусмотренная драматургом жизнь: родители Сибилы, ее коллеги, встречи, недоразумения и размышления, свадебное путешествие. Но все эти события Марталер замыкает в стенах студии, где время от времени раздается голос невидимого звукорежиссера. Главная задача — совпасть с экраном, а главное наказание — повторять один и тот же идиотский текст. Мечтать можно о чем угодно, но реальность незавидна: вопли страсти ("о! трахни меня! еще пальцем тоже!") с равнодушными лицами и удары мухобойками по наполненной грелке.
Жизнь героев проходит в неизменных попытках совпасть друг с другом, синхронизировать свои эмоции и поступки. Попытки эти тщетны и забавны: Марталер не учит жизни, а показывает еще один способ посмеяться над ней. Равно как и над лирическими клише искусства: в "проникновенные" моменты у него звучит то адажиетто Малера, то музыка из фильма "Мужчина и женщина". Одетые по моде 70-х годов, а то и вне всякой моды, персонажи растерянны и нелепы. Время между тем путешествует по кругу: в одной из сцен за соседними столиками в некоем венецианском ресторанчике оказываются Сибила с мужем и ее родители. У обеих пар — свадебное путешествие, только с разницей в 20 лет. Коллеги-актеры "озвучивают" для них Венецию, а обслуживает молодоженов официант Труффальдино. К родителям он подскакивает бодрым гарсоном, а к столику детей тут же ковыляет шепелявым подагриком. Слуга двух времен оказывается всего лишь "слугой двух господ": типичные шутки дель-арте прилагаются, и Труффальдино уморительно путает сделанные с разницей в поколение заказы клиентов.
Впрочем, в остроумно поставленной комедии мнимых совпадений и глобальных несовпадений есть и настоящая лирика. Только потому и настоящая, что замешана на абсолютной иронии и полном отсутствии апелляций к зрительному залу. В конце спектакля мать героини должна умереть. Но сделать это предстоит, разумеется, здесь же, в студии. "Спасибо, умерла",— из динамика констатирует звукорежиссер. Чтобы люк в сцене был принят за могилу, никаких дополнительных усилий режиссера не требуется. Туда спускается, скрывшись по шею, отец героини, покуда она безучастно сидит у грязной студийной стены. Трудно представить себе, чтобы сегодня в театре кто-либо из режиссеров мог рассчитывать на большее впечатление, чем способны произвести такие вот отчаянные "шутки" Марталера.
Однако к ним надо иметь определенную склонность. Небедного костюма и загара типичная цюрихская дама, сидевшая рядом со мной, весь спектакль вздыхала и косилась на записи, которые я пытался делать по ходу представления. Когда зажегся свет, она спросила, не собираюсь ли я писать для газеты и понравилось ли мне. Я объяснил, откуда газета, и признался, что понравилось. "У вас тоже так ставят?" — с ужасом дернула головой в сторону сцены дама. Я ответил, что Марталер один такой и ни на кого не похож. "Все ясно",— вздохнула собеседница со значением: дикие вкусы у русских и Марталер такой же дикий. Наверное, мысленно повторила распространенное в Швейцарии в 70-х годах выражение "Moskau einfach" (билет в Москву в один конец) — так здесь посылали тех, кому что-то не нравилось на швейцарской родине. Я сразу вспомнил, что "Убей европейца!" в свое время в Петербурге не поняли совершенно, а с гениальных "Трех сестер" Марталера на гастролях в Москве театральный истеблишмент сваливал с перевернутыми лицами. Самого режиссера эта ситуация, возможно, и не огорчает: оказаться в "межпространстве" не менее интересно, чем в межвременье.