В Музее архитектуры (МУАР) открылась очередная выставка из серии "Строение #". Очередным зданием, пополнившим коллекцию современной архитектуры МУАР, стал дом "Айсберг", построенный по проекту Виктора Быкова. ГРИГОРИЙ РЕВЗИН считает, что вся современная русская архитектура должна быть похожа на него.
Впервые в коллекцию МУАРа принимается здание, построенное не московским архитектором, что само по себе значимо. Но не менее значима и сама архитектура "Айсберга", знаменующая собой поворот в развитии не только нижегородской архитектурной школы, но и всей нашей архитектуры.Дом стоит на пересечении двух центральных улиц, соответственно этому состоит из двух пересекающихся частей. В принципе форма его довольно затейлива, одна часть, с острым углом, отмечена "клювом" металлического карниза и вроде бы собирается куда-то взлететь, вторая, почти кубическая, напоминает дот и довольно успешно противится этому взлету, в месте их пересечения возникает довольно драматичная дыра сплошного остекления, прерывающая ровные плоскости кирпичных стен. Но вся эта затея существует именно в принципе, когда долго приглядываешься к дому и его анализируешь. При первом взгляде на него — это достаточно рафинированная, но не переусложненная архитектура, со спокойным достоинством вставшая на центральную улицу. И в этом ее главное отличие от архитектуры предшествующей.
Нижегородская школа была создана усилиями Александра Харитонова, трагически погибшего два года назад. Все ее шедевры приходятся на 90-е годы и, как теперь выясняется, идеально отражают это время. Так получилось, что эти здания, во-первых, всегда располагались не на центральных улицах, а в глубине кварталов (линию улиц держали деревянные домики прошлого века), во-вторых, активно цитировали последние новинки из западных журналов, в-третьих, по качеству строительства, что называется, не лезли ни в какие ворота. Эта архитектура идеально передавала ощущение разгулявшегося маргинала, которого еще не пускают на центральную улицу (там еще царит советский порядок), но уже позволяют делать что угодно во дворе, и на этих задворках, среди сгнивших деревянных сараев и бань, он чувствует себя настоящим европейцем, в силу чего не принимает над собой никаких правил. Рассматривать эту игру в Европу было упоительно интересно.
Смерть Александра Харитонова, равно как и изменение общественных настроений довольно больно ударили по нижегородской школе. В 90-е годы их все любили, награждали (Харитонов дважды стал лауреатом Госпремии) и обожали. К концу десятилетия слава куда-то испарилась. Москвичи куда лучше почувствовали новые веяния. Постройки Сергея Киселева, Александра Скокана, Алексея Бавыкина явно побеждали нижегородцев сдержанной холодностью восприятия — на их фоне нижегородские вещи смотрелись вчерашним днем.
Теперь все поменялось. Порядок превратился в позитивную общественную ценность, маргинальность, наоборот, ею быть перестала. Жизнь устроена просто, человек создан для счастья, в нездоровом теле и дух, пожалуй, больной, страдать за сараем уже не модно. Модно достойно стоять в ряду на центральной улице.
Дом Быкова наверстывает упущенное. Он, конечно, затейлив, но эта затейливость приглушена воспитанностью. И хотя подспудно жалко былой недисциплинированности нижегородских мечтаний, важно осознать, что это время прошло. Теперь произведения русской архитектуры должны выглядеть одновременно незаметно и безупречно. Как будущие офицеры на выпускном вечере школы спецслужб.