В ночь со страстной пятницы на субботу в Москве на 74-м году жизни скончался великий русский дирижер Евгений Светланов. Всех званий и регалий, каких в избытке было у Евгения Светланова, не перечислить. Но все знали главное: он был самым выдающимся интерпретатором русской музыки второй половины ХХ века.
После выступления в декабре прошлого года Евгений Светланов принимал поздравления в артистической Большого зала консерватории, кутаясь в огромное желтое полотенце, из-под которого выглядывало голое пузо. Пузо никого не смущало. В очереди поклонников — от вежливых представителей "Мицубиси" до сердитой Вероники Дударовой, требовавшей "закрывать дверь, а то маэстро простудится",— все понимали: важно успеть подойти к Светланову и, прошептав несколько благодарственных слов, поклониться ему, поскольку опасались: а вдруг это — последний концерт маэстро.Думать так не хотелось, но думалось. Потому что декабрьский Брамс в исполнении Светланова и Российского национального оркестра звучал как завещание. Он был медленным и дивным, страшноватым и прекрасным. Это было как романтическая баллада, к жутковатой загадке которой старый человек примеряет собственную жизнь, давая понять публике, как одно с другим сходится. Русская душа и массивная форма европейской симфонии. Здешняя минорная печаль и нездешняя мелодия медленной части Третьей симфонии Брамса.
А за шесть лет до этого Евгений Светланов точно так же играл все симфонии Малера. Как будто заново начиная свои отношения с симфонической музыкой вообще. Казалось, тогда он легко отвернулся от славы главного специалиста по русской классике и "экспортера русской души". Словно по собственной воле забыл, как прекрасно звучат его Чайковский, его Рахманинов и его Глазунов в уже изданной на BMG (по фондовым записям "Мелодии") "Антологии русской музыки" в 107 дисках.
Когда в 1997 году всемирный конфидент русской музыки Евгений Светланов стал все реже выступать в Москве, было ясно: его жизнь уже распадается на две биографии — правильную и неправильную. Вехи правильной биографии — работа в Большом театре (с 1954-го по 1965 год), 35-летняя служба главным дирижером Госоркестра, откуда его уволили в 2000 году. А неправильная — это последние пять лет, когда Евгений Светланов, работая в гаагском "Резиденц-оркестре" и в оркестре Шведского радио, перестал восприниматься русской собственностью — скорее уж заезжей знаменитостью.
Но именно в последние годы мы поняли, что такое "светлановский эксклюзив". Вне номенклатурной должности и горделивой позиции "хозяина русской музыки" Евгений Светланов дарил нам то, что называется не только "великий дирижер", но и "мудрый человек". Вместо инструментальных роскошеств — ощущение всемирного покоя. Вместо симфонического многословия — лаконизм и глубину личного переживания музыки. Он стал делать известную музыку заново, составляя ее из того, из чего музыка состоять не может и все-таки состоит: из ритма, превращенного в поток; из мелодии, пропеваемой душой; из формы, уподабливаемой дыханию.
Говорили, что в Гааге Евгений Светланов был таким же национальным героем, какими воспринимались Павел Буре в Ванкувере или Диего Марадона в Неаполе. И как раз тогда он перестал быть национальным героем здесь. Где-то в прошлом оставались его "Псковитянка", "Золотой петушок" и "Сказание о невидимом граде Китеже" — главные светлановские оперы в Большом театре. Как-то нехорошо окончились отношения с взбунтовавшимся Госоркестром. Но Светланов был выше этого.
В том декабре, кутая пузо в желтое полотенце, он тихо отвечал на вопрос: "Не обидно ли за разрыв с Госоркестром?" — "Нет, не обидно. Пусть все прошлое там в прошлом и останется". А потом, отдышавшись, позвал: "Вика, Дударова, откликнись. Ты где-то здесь, я слышу твой голос". Тут Светланова отвлекли. Приветливо улыбаясь очередному поклоннику, он уже рассказывал, как много написано хорошей музыки, которую еще хотел бы сыграть. "Просто так, для себя".
Прощание с Евгением Светлановым пройдет 7 мая в Большом театре.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ