— Я закончил службу профессором службы внешней разведки в Москве. Где-то там пришлось поработать еще. В том числе руководителем департамента расследования и контроля федеральной комиссии — я занимался рынком ценных бумаг. У меня много печатных работ, научных, учебно-методических, публицистических. Потом с преподавательской деятельностью я порвал. Но до сих пор периодически читаю лекции в Академии ФСБ. На определенном этапе я работал в одной структуре, очень хорошей,— тоже не хотел бы, чтобы она звучала, потому что слишком уж будет отличаться от того, куда я попал. Ну, в общем, был связан с одним огромным заводом. Была очень хорошая работа, но друзья предложили поменять профессию. Представляете, звонок — и говорят: "Ты не хочешь поменять работу? Там такой учебный процесс. Давай, помоги, поскольку это там серьезно и надо решить несколько задач". А я в учебном процессе как рыба в воде. И я дал согласие. Это последний мой жизненный проект.
— Что за "друзья"?— Я же был кандидатом в депутаты Государственной думы. У меня там много друзей.
— Не кажется ли вам, что ваш приход в балет — карьерный ну если не крах, то провал?
— Перца в моей жизни хватало. Я видел жесткую борьбу контрразведки, потом разведки. Всего насмотрелся, и душа истосковалась по искусству. Ведь я в свое время заканчивал музыкальную школу по баяну. У меня есть книги по искусству, есть подлинники неплохих наших художников — вот на Сахалине приобрел картину бывшего нашего посла в США. Все это сыграло большую роль. И друзья попросили. Окончательное решение было принято, когда меня познакомили с Акимовым. Мне он сразу стал очень симпатичен.
— Многих возмущает ваша некомпетентность в балете. Рассказывают, как вы собирались устроить соревнования по прыжкам в высоту. Как вы попросили в библиотеке пару книг, "чтобы посмотреть, куда я попал".
— Да, я взял энциклопедию балетную, еще кое-что. Лучше показать незнание одну минуту, чем не знать всю жизнь. Зачем мне притворяться? Я не тот человек. Сейчас уже стал немного разбираться — я ведь хожу по занятиям.
— Уверяют, что в школе большую роль стал играть некий американец, господин Шнайдер — педофил и гомосексуалист.
— Ответ очень легкий. До меня этот иностранец работал здесь уже пять лет. С Головкиной сотрудничал. Вот мебель — это им презентовано академии. Я его не знал до прихода в академию. Первый раз увидел, когда пришел к Акимову знакомиться, и он там присутствовал. Акимов тоже видел его в первый раз.
— Как же посторонний человек может присутствовать при первой встрече двух будущих руководителей академии?
— Я вам скажу. Он очень хорошо знал обстановку. Знал, кто ворует. Потому что он-то не воровал, он спонсировал академию. У него сестра была балерина, поэтому он хорошо разбирается в балете. Ну, балетоман такой. Насчет каких-то его наклонностей. Если любой человек скажет мне, что были какие-то претензии на этот счет, моментально двери будут для него закрыты. Но на сегодняшний ничего такого нет. Если бы что-то было, в соответствующих органах было бы известно, так?
— А что сейчас он в школе делает?
— Он обеспечил нам знакомство со спонсорами. Вот у нас машина стоит — "Газель". Это его работа. Мы же пришли — у нас ни одной транспортной единицы не было. Дети на спектакли на общественном транспорте ездили! В проработке еще автобус. А тут как-то он пришел ко мне и говорит: "Вот список, мы назначили стипендию 15 ученикам". Первый класс — 300 рублей, дальше — выше. Конечно, ходил в классы, отбирал.
— Мальчиков?
— Нет, не только. Уверяю вас, у нас с этим очень строго. Мы контролируем его контакты и прочее. На сегодняшний день я не вижу никакой опасности. Тем более что у нас здесь хорошая охрана. Кстати, тоже им спонсируется. Ну, не им лично. Он попросил определенные компании, с которыми был знаком... может, оказывал юридическую помощь или еще что.
— По бартеру, что ли?
— Ну а мне какая разница? Разве это плохо? А вот то, что нам мешают жить и работать спокойно, это никуда не годится. Только мы стали укрепляться, как разные люди начали проявлять интерес к объекту. А ведь очень тяжелое наследство нам досталось. Документальное, финансовое. Ремонт здания нужно проводить. Строиться будем. Ведь мы обязаны открыть аспирантуру по статусу высшего учебного заведения. У нас же хватает и кандидатов, и людей с учеными степенями. Диссертации будем защищать. Да по той же педагогике, по методике, скажем. Теория истории балета — почему нет? И что удивительно — когда мы вошли в эту реку, когда мы уже практически бурные потоки прошли и дальше хорошая гладкая перспектива, нас пытаются вернуть назад, а кого-то опять в эту бурную реку, может быть, бросить. И что будет с коллективом, что будет с детьми, я просто не представляю. Я не за свою работу волнуюсь, у меня с работой нет проблем.
— А если вас выгонят, куда пойдете?
— Ну, я же преподаю. Устроюсь на постоянную работу преподавателем. Мне, конечно, ближе проблемы, связанные с криминальной стороной и с деятельностью извне в области подрыва наших экономических возможностей — ну вот это вот.
— А балетная школа-то вам зачем?
— Знаете, вот когда я был в Греции на гастролях с академией, посмотрел на этих детей, которые работают как волы, и подумал о том, что их в жизни ждет,— я настолько проникся чувством к ним, что я здесь для них буду пластом ложиться.