Вчера председатель Госкомспорта России ПАВЕЛ РОЖКОВ впервые после Олимпиады выступил на "правительственном часе" в Госдуме. А перед тем приехал в редакцию газеты "Коммерсантъ", где рассказал о своем плане реформирования структуры российского управления спортивным движением корреспонденту Ъ ВАЛЕРИИ Ъ-МИРОНОВОЙ.
— Какие уроки вы извлекли из Олимпиады?
— Олимпийские скандалы стали следствием коммерциализации современного олимпийского движения и реальных проблем отечественного. Однако негативные события, происходившие в США, я переживал не столько как председатель Госкомспорта, а как, извините, простая рабочая лошадка, проработавшая прежде восемь лет в Федерации борьбы России, где отстаивал интересы российских борцов в различных ситуациях. Уже на второй Олимпиаде я присутствовал, обладая лишь гостевой визой. И поэтому меня мало куда пускали, и на встрече с президентом МОК Жаком Рогге я не был. Деятели из ОКР, видимо, считают Олимпиаду своей вотчиной. Но даже президент ОКР Леонид Тягачев стал в США заложником своих замов и помов и тоже не мог в полной мере влиять на ставший там неуправляемым процесс. Когда я доказывал ему, что в ситуациях с лыжницей Натальей Барановой, а потом с биатлонистом Павлом Ростовцевым и второй золотой медалью в парном катании нам нужно немедленно созывать пресс-конференции и заявлять протесты, его окружение на меня шикало: мол, ты с ума сошел, нам же нельзя портить отношения с Рогге. Ведь МОК дает нам деньги, и если мы плохо себя поведем, то эти деньги отберет.— Какие такие деньги?
— Вот и я недоумевал: если всю подготовку российских спортсменов и их призовые оплачивает государство, то о каких же моковских деньгах идет речь? Интригами прямо-таки мадридского двора окутана, например, деятельность Федерации фигурного катания России. "Если мы выступим против вручения золотой медали канадцам,— убеждал меня ее президент Валентин Писеев,— то наших фигуристов лишат возможности выиграть в других видах". Сегодня многие руководители наших федераций, таким образом, представляют зачастую не интересы нашей страны, а интересы международных организаций — FIS и ISU, например.
— При этом вице-президент FIS, президент российской лыжной федерации Анатолий Акентьев в острые моменты не смог дозвониться до своего начальника Джанфранко Каспера.
— Вот такие у нас президенты. А спросить с них невозможно, поскольку они по закону представляют самостоятельные общественные организации. Денег же у Госкомспорта, между прочим, они требовать не стесняются. Поэтому если мы не усилим все наше спортивное движение по государственной линии, то и позицию государства мы проводить не сможем.
— Получается, что ОКР и федерации сегодня — государство в государстве? Денег дайте, и до свидания?
— Надо отдать им должное: ведь именно с их помощью и с помощью территорий российский спорт выжил в тяжелые восемь лет полного своего безвременья. Но последние два года мы живем уже в совершенно другой стране, и мое глубокое убеждение — пора начать жить по другим правилам.
— Каким?
— Мы можем трактовать результаты Игр по-разному: выиграли, проиграли, удачными они были или нет. Но вывод один: такого поголовного интереса к вопросам спорта у нас в стране не было еще никогда. Сегодня любая бабушка знает, что девять процентов российского населения регулярно занимается спортом. А раньше, когда мы привозили медали мешками, это не интересовало ни Госкомспорт, ни простых людей, ни тем более руководителей государства. Явно недооценивалась роль спорта и в решении социальных проблем, таких как пьянство и наркомания, отсюда и остаточный принцип финансирования. А в 1992 году государственная система физического воспитания и спорта была разрушена в России до основания. Вот тогда федерациям по видам спорта предоставили полную самостоятельность. Денег в Госкомспорте и в ОКР не было, а пресловутый Национальный фонд спорта собирал миллиарды, которых в федерациях не видели. За эти 8 лет 11 раз менялось название Госкомспорта. Я — седьмой по счету руководитель. Более или менее толковые работники из него ушли в федерации. Когда я попытался их вернуть, мне резонно заметили: а что, если через год тебя опять не будет и мы опять окажемся у разбитого корыта? Более того, эта вакханалия в 1999 году была закреплена законодательно, когда общественным организациям передали государственные функции. А спорт, школу которого я прошел сам,— это прежде всего жесткая дисциплина, порядок и вертикаль власти. Если мы этого сейчас не добьемся, то результатов у нас не будет никогда.
— Бывший президент ОКР Виталий Смирнов намекал на Олимпиаде, что спорт и впрямь должен быть сосредоточен в одних руках, но явно имел в виду руки ОКР.
— Сегодня вертикаль может быть одна — государственная. Иначе ситуации, в которой, например, недавно оказался старший тренер мужской лыжной сборной Александр Грушин, которого попытались отстранить от работы чиновники федерации, станут повторяться. Сборная поехала на соревнования за государственный счет, зарплату Грушин получает в Госкомспорте, а федерация тем не менее посчитала, что если выдает тренеру премиальные из спонсорских денег, то может поступать с ним, как ей заблагорассудится. Вот и Лариса Лазутина почему-то считает, что может сама у себя кровь брать, не подпуская к своим манипуляциям врача сборной. Мой же тренер Виктор Игуменов, борцы которого выиграли медали разного достоинства во всех десяти весовых категориях на Олимпиаде 1976 года, мог запросто выгнать со сборов спортсмена только за то, что он слукавил и прибавил или убавил по собственной воле лишь один удар пульса. Если мы говорим о жесткой дисциплине, то условия всех договоров со всеми специалистами должны сохраняться. Нравится Грушин кому или не нравится, но раз его утвердила федерация и предоставила ему полномочия, никто не имеет права на переправе менять лошадей. Вот вернется человек, давайте на федерации, тренерском совете Госкомспорта и исполкоме ОКР разберемся и, допустим, лишим его полномочий. Парадокс, но сегодня ни ОКР, ни государство с президентов федераций спросить ничего не могут. А лишив, например, федерацию госфинансирования, мы накажем невинных спортсменов.
— Что конкретно надо сделать, чтобы покончить с существующим положением вещей?
— Во-первых, принятый в мае 1999 года закон о спорте привести в соответствие с Конституцией, рядом действующих законов, в том числе и с законом об общественных объединениях. Такие поправки мы уже внесли в правительство Российской Федерации. Нельзя общественной организации, в том числе ОКР, брать на себя госфункции, которые им были переданы. Национальный олимпийский комитет по хартии — это организация, которая должна лишь представлять интересы МОК в той или иной стране. А когда в России выпустили на свободу все общественные организации, они оказались в отличной ситуации: получают государственные деньги и при этом ни за что не отвечают. А надо сделать так, чтобы федерации стали государственно-общественными организациями. Другими словами, широкая общественность может предлагать и избирать президента, а госорган ее утверждать. По примеру того, как Госдума сегодня утверждает кандидатуру президента Цетробанка. Учитывая, что львиная часть средств, например, на нужды лыжной федерации идет по линии государства, если сегодня вопрос стоит так, что Акентьев допустил ряд нарушений, то госорган может его снять и назначить выборы. Приняв эту форму как единственно возможную, мы сможем реально говорить об аккредитации федераций в Госкомспорте. Положение об аккредитации утвердило, кстати, правительство. И наконец, если бюджетная часть по распределению финансов на сборы и соревнования абсолютно прозрачна, и представители ОКР и федераций могут в этом убедиться, то почему же государство не допущено до контроля за внебюджетными средствами?
— Между тем, господин Тягачев говорил, что к подготовке и участию российских спортсменов в Олимпиаде имели отношение более 20 спонсоров.
— Так почему же мы не знаем, где эти деньги и на что конкретно потрачены? Такая же ситуация и в федерациях, у которых тоже есть спонсоры. В конце концов может разразиться скандал, как с пресловутым НФС. Мы предлагаем создать из спонсорских денег единый фонд. Но не при ОКР и не при Госкомспорте, а, например, при Минфине или координационном совете по вопросам физкультуры и спорта, вопрос о котором уже прозвучал на январском Госсовете. Фонд должен быть предельно прозрачен, как и бюджет.
— Олимпиада показала, что и МОК нуждается в реформировании.
— Выступив недавно в Норвегии, Рогге жестко критиковал деятельность возглавляемого им МОК и заявил, что его не устраивает коммерциализация олимпийского движения, раздутость программы, ажиотаж вокруг командного зачета, хотя по хартии на Олимпиаде соревнуются между собой только спортсмены, диктат телевидения и ситуация с допингом. Если МОК не примет каких-то экстренных решений, то в принципе олимпизму грозит развал. Острые противоречия между госкомитетами и НОКами существуют во многих странах, где олимпийское движение стало неким элитарным клубом, который красиво живет в созданной им сытной кормушке. Естественно, назрело реформирование и ОКР.
— Господин Тягачев эту позицию разделяет?
— Да. Но после выборов в августе у него не было времени провести реформы. К тому же ему активно противодействуют, вплоть до саботажа, доставшиеся ему в наследство заместители прежнего руководителя ОКР (а их у него больше десятка!), выступающие, естественно, за прежний курс.
— Зачем же нужен такой огромный аппарат?
— А зачем нужны управления по зимним и летним видам спорта и дублирующие их рабочие группы по подготовке к летним и зимним Олимпиадам общей численностью около 80 человек? У них, заметьте, нет ни реального финансирования, ни организационных прав. Я предложил Тягачеву сделать государственно-общественным центр сборных команд при Госкомспорте, где все спортсмены и тренеры стоят на ставках и получают президентские премии. Тогда люди станут единой командой с реальным финансированием и рычагами управления и их не будут раздирать противоречия и сотрясать конфронтация. Я — человек, изнутри знающий работу ОКР, Тягачев — Госкомспорта, поэтому мы убеждены, что у нас не должно быть противоречий. Просто нам мешают стычки отдельных людей, окопавшихся на отдельных местах. Первые лица государства, по-моему, нашу ситуацию тоже прекрасно понимают.
— Остынув от олимпийских переживаний, болельщики тоже, наверное, поймут, что если наша экономика занимает, условно, четвертое место в пятом десятке, то четвертое место России на Олимпиаде не такое уж позорное?
— Спорт — это модель того, что есть у нас в стране в целом. Но после январского Госсовета у нас появилась надежда, что в России развернется наконец большая инвестиционная программа. Уже сегодня президент сделал шаг, выделив 40 млн рублей на поддержание детских спортшкол и утвердив 3 тыс. грантов спортсменам и тренерам минимально по $500. А 1 апреля я должен положить на стол эту инвестиционную программу, положение о Спартакиаде народов России, проект указа президента о господдержке спорта высших достижений и массового спорта. У представителей всех физкультурно-спортивных организаций появилась надежда кардинально изменить ситуацию в спорте, и потому в количестве четырехсот человек они приехали в минувшую пятницу на коллегию Госкомспорта, чтобы понять свое место и роль в программе, создать и начать реализовывать которую мы мечтали целое десятилетие.
— А не боитесь, что реализовывать ее придется уже не вам? Ведь народ жаждет хотя бы чьей-то крови.
— Два года назад я пришел в Госкомспорт и все это время эту самую программу нарабатывал. Поэтому главное для меня, что дело с мертвой точки все-таки сдвинулось.