В Большом зале консерватории под руководством Владимира Федосеева и при участии Большого симфонического оркестра с интернациональной группой певцов состоялось концертное исполнение оперы Чайковского "Иоланта".
Отдирижировав "Иолантой" прошлым летом на венском фестивале KlangBogen Wien 2001, Владимир Федосеев не скрывал неудовлетворенности навязанным ему союзом с плоховатым немецким режиссером Пиром Бойсенсом (Peer Boysens), актуализировавшим последнюю оперу Чайковского в тоне "легко ли быть молодым". Теперь дурацкий (но модный) еврофрейдизм остался за кадром: сцену освещали цветные прожекторы, благородный антураж обеспечивал легендарный фондервизовский орган Большого зала, перед которым располагался федосеевский оркестр, в свою очередь служивший фоном для группы певцов.
Двое из них участвовали в венской постановке: Ольга Микитенко из Киева пела Иоланту, а поляк Петр Бечала (Piotr Beczala) из Цюрихской оперы — Водемона. Остальных набрали заново. Среди них, сплошь московских исполнителей, выделялся австриец Бенно Шоллум (Benno Schollum) в роли короля Рене — роли, надо признать, концептуально подходящей Шоллуму, у которого все в прошлом: сотрудничество с Ростроповичем и Менухиным, запись "Зимнего пути" Шуберта и даже переизданная в США популярная книга "Германия для певцов".Концерт записывался на телекамеры и транслировался в радиоэфире. Сосредотачиваться на подробностях федосеевской "Иоланты" совершенно излишне. Достаточно сказать: она была некондиционной. Владимир Федосеев предстал в очень странном качестве. Условность концертного исполнения (когда оркестр играет не из ямы, а прямо на сцене) заставляла его жертвовать оркестровым звуком в пользу слабоголосой Иоланты и абсолютно невнятного короля Рене. Зато когда голос оказывался что надо — как, например, тенор Петра Бечалы или баритон Владимира Красова в роли мавританского врачевателя Эбн-Хакиа,— тут уж в Федосееве взыгрывало все симфоническое и пропадало все оперное, а оркестр начинал жить отдельной от певцов жизнью.
То и другое, конечно, разочаровывает. Но самое неприятное — то, что разброс между тихими и громкими эпизодами, а также между эффектными и беспомощными голосами уподобил одноактную оперу Чайковского грубо сколоченному гала-концерту. Каркас его удерживали тут не исполнители, а сам Чайковский, вернее, те четыре-пять известнейших арий, какие без усилия вспомнит каждый, кто хоть раз слушал "Иоланту". Чтобы не перечислять их, посоветую сходить лучше туда, где сейчас играют "Иоланту",— в Большой или в "Геликон-оперу". За режиссуру не поручусь, но оперу Чайковского по крайней мере услышите не изувеченной иностранным наречием короля Рене, шепотом Иоланты и петушиными контрастами голосов, вроде разговаривающего тенором Романа Муравицкого (оруженосца) и действительно поющего тенором Петра Бечалы.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ