Международный фестиваль балета "Мариинский" приступил к основному блоку программы — серии спектаклей с участием этуалей Opera National de Paris. Парад французских делегатов открылся "Манон" с Манюэлем Легри.
"Манон", появившаяся в репертуаре Мариинки около двух лет назад, в клочья разнесла миф о "самобытной британской хореографии" 1950-1970-х. Сделав ставку на отраслевую специализацию, англичане сумели заполнить своими балетами-драмами весь мир.
Идею на самом деле придумали и обтесали советские довоенные балетмейстеры: первые заграничные гастроли Большого театра с "Ромео и Джульеттой" Леонида Лавровского в конце 1950-х вдохнули новую жизнь в жанр, уже исчерпавший себя на родине. Художественный приоритет так и остался за русскими — до уровня того же "Ромео" недотянула ни одна английская хореодрама, но наглухо задраенный железный занавес и экономические рогатки советского Госконцерта, ведавшего международным обменом в сфере искусств, обеспечили англичанам монополизм: в Петербург "Манон" приехала уже в качестве священной коровы западного балетного наследия.
Ее беспомощную хореографию, жидкое "мыло" сценария, наивную пышность оформления критики уже давно изругали и прокляли. Но в программе нынешнего феста "Манон" выставлены сразу две, а требовалось и того больше. Ее обожают танцовщики и балетоманы: в век абсолютного авторского диктата хореографов английская хореодрама невольно осталась единственным оплотом "актерского театра" — лишь пластические рефлексы, нюансы, акценты, вносимые исполнителями, способны придать этой хореографии хоть какой-то вкус, а коллизиям — увлекательность. Недаром последняя вспышка славы английских драм совпала с эпохой главной балетной поп-дивы Натальи Макаровой: ревнивая ко всякому партнерству (пусть даже и с хореографом) Natasha цепко держалась безопасных в этом смысле "Месяца в деревне", "Евгения Онегина", "Манон".
Соперничество звезд с тех пор сменилось битвой театральных брэндов. Манюэль Легри (Manuel Legris) — один из последних в поколении харизматичных лидеров парижской Opera, которое выдвинулось во времена директорства Рудольфа Нуреева и уже почти сошло со сцены. Легри прославился раньше своих именитых сверстниц и сверстников: попав в кордебалет 16-летним и проскользнув сквозь неповоротливый иерархический механизм труппы всего за шесть лет, стал едва ли не самым молодым в высшем ранге этуалей. Но при этом и задержался дольше: в Opera пенсионный срок для танцовщиков больше балеринского на пять лет. Сегодня он считается на Западе одним из лучших исполнителей партии де Грие. Заботясь о стилистическом равновесии, Мариинский театр определил ему в партнерши Диану Вишневу — самую европейскую из петербургских Манон. Расчет оправдался: овация с криками началась уже там, где по регламенту положены приветственные аплодисменты.
Легри — 37, в его возрасте именитые балетные премьеры начинают жить на проценты с репутации. Постепенно отказываются от изматывающего Баланчина, плановых модернистских экспериментов над телом, виртуозно-силовых шлягеров вроде "Дон Кихота", "Баядерки", "Корсара" в пользу "овощной диеты", упирающей больше на демонстрацию харизмы и актерских дарований, чем танцевальные доблести и владение ремеслом. Как и большинство танцовщиков этого возраста, пик физических возможностей Легри миновал. Но он отказался от всяких льгот, какие может дать "Манон". Неизбежные возрастные потери восполнены не спонтанностью эмоциональных реакций, а культурой ремесла. Не личным обаянием, а верностью общему для всех канону школы. Не блеском техники, но правильной точностью формы. Пусть долгие позировки на одной ноге предательски выдавали напряженную заботу о равновесии, вариация де Грие, поставленная как сольное мужское адажио, была прочерчена с безупречной чистотой и слитностью.
Впрочем, у Легри было время на то, чтобы встретить возрастные проблемы во всеоружии: победа профессионализма над природой была залогом его карьеры с самого начала. Не обладая удлиненными пропорциями тела, Легри добился равного впечатления за счет динамики идеально протянутых поз. Зрительно увеличил высоту прыжка мгновенностью толчка от земли. Недостающую силу вращения компенсировал предельной остротой контура, а непослушную жесткость мышц — бдительным самоконтролем.
Легри приехал в Мариинку вовремя. Это тот тип танцовщика, который веками записывала себе в заслугу петербургская балетная школа, но который не наблюдался в Петербурге так давно, что его еще ценят, но уже успели было позабыть.
ЮЛИЯ Ъ-ЯКОВЛЕВА, Санкт-Петербург