Вчера МВД Грузии провело пресс-конференцию, на которой рассказало о том, как с помощью "Коммерсанта" освободило из рабства гражданина России. Уроженец Ярославской области Владимир Епишин десять лет провел в рабстве в Чечне, а потом был рабом в Панкисском ущелье — до самой встречи с корреспондентом Ъ ОЛЬГОЙ Ъ-АЛЛЕНОВОЙ.
Все началось два месяца назад, в конце января, когда я поехала в Панкисское ущелье в Грузии, чтобы подготовить материал о жизни беженцев из Чечни. Беженцы жили в селе Дуиси, примерно в центре ущелья. В этом селе мы с фотокором провели полдня. Когда уже собирались уезжать, какой-то человек подвел к нам мужчину лет шестидесяти в грязной, сильно поношенной одежде. "Вот это Володя, он русский,— сказал чеченец.— Он вместе с нами сюда пришел". Мужчина дрожащими пальцами держал самокрутку и умоляюще смотрел мне в глаза. "Владимир Серафимович Епишин из Ярославской области",— представился он. В 1989 году он встретил в Ярославле ингушей, которые предложили ему заработать. В поезде они избили его и отобрали документы. И оказался он не в Ингушетии, а в Чечне. С тех пор не видел родины.
В Панкиси с нами находились два чиновника из МВД Грузии. Я попросила их вывезти господина Епишина в Тбилиси в российское консульство. "Он без документов, поэтому вывезти не можем",— ответили они. "Но его здесь незаконно удерживают!" — возмутилась я. "Почему незаконно? Он такой же, как все ваши беженцы",— сказали чиновники.
В консульстве сказали то же самое: "Пока не найдутся какие-то родственники и документы, помочь мы ничем не сможем". Правда, консул Михаил Афанасьев отправил запрос в Ярославскую область, чтобы выяснить, проживал ли там Владимир Епишин. Но через месяц ответ оттуда так и не пришел.
Тогда я отправилась в Ярославль сама. Местная журналистка Лариса Фабричникова помогла мне найти брата Владимира Епишина Валерия. "Я думал, что он погиб,— сказал Валерий.— 12 лет о нем не было вестей. А он, значит, жив". Валерий Епишин не радовался, только много курил и путал слова. В Некрасовском районе Ярославской области я собрала необходимые документы и приехала в Грузию, надеясь вывезти оттуда Владимира Епишина за пару дней.
Но все оказалось не так просто. Консульство на период мартовских праздников было закрыто, а встретиться с министром внутренних дел Грузии не удалось. Тогда мы с фотокорреспондентом Ъ решили сами ехать в Панкиси за пленником. В Ахмете я встретила заместителя начальника кахетинской полиции Мензера Берукашвили, с которым и ездила в январе в Панкиси. "Мы привезли документы,— крикнула я ему еще из машины.— Хотим забрать того русского, помните?"
— Как вы собрались его забирать? — осведомился господин Берукашвили.
— Мы же едем в Дуиси,— ответила я.
— Полиция лишний раз туда не заходит, а вы у нас самые смелые, что ли? — возмутился полицейский.
— Но кто-то же должен помочь этому человеку!
Чиновник пообещал помочь. Мы не поверили и все равно отправились в Панкиси. Пока нас держали на посту, подъехал полицейский из Дуисского отделения и сказал, что Владимира Епишина в Дуиси уже нет. Проверить это нас не пустили. Но мы сказали, что не уедем, пока не убедимся в том, что человека, которого мы ищем, в Панкиси нет. Уже к вечеру нам сообщили, что Владимир Епишин — в полицейском участке в райцентре Телави. Его забрали по приказу господина Берукашвили и должны передать нам.
До Телави добрались ночью. В полночь подъехал и господин Берукашвили. Но передавать господина Епишина отказался:
— Завтра днем оформим все документы, тогда и заберете своего заложника.
— Дайте нам хотя бы увидеть его,— попросила я.
— Здравствуй, Оля,— сказал Владимир Епишин, вставая мне навстречу.— А я уж думал, опять меня куда-то повезут, к новому хозяину.
— Больше у вас не будет хозяев, домой скоро поедете.
— Хорошо бы,— вздохнул бывший пленник и сильно закашлялся.— У меня, Оля, с легкими беда какая-то, давно болят... Так вот думаю, до дому бы добраться... Очень уж на родительскую могилку поглядеть охота...
На следующий день, в понедельник, меня попросили написать расписку, в которой я сообщала, что беру на себя ответственность за доставку гражданина Епишина домой.
— В вашем государстве только журналистам, наверное, можно верить,— сказал мне молодой полицейский.— А в Штатах такого бы не допустили. Там за каждого бомжа дрожат.
Первую часть пути до Тбилиси Владимир Епишин молчал. Мы дали ему мандарины и боржоми, и он уничтожил все это за пару минут.
— Ты не представляешь, Оля, что там было,— неожиданно произнес он.— Я уж и не человек теперь.
В Тбилиси первым делом отправились на рынок. Одежду, которая была на нашем подопечном, пришлось выкинуть — она давно потеряла цвет и форму, а старые башмаки зияли огромными дырами.
— У меня и зубов-то нет,— оправдывался Епишин, складывая в пакет с одеждой зубную щетку, пасту и мыло.
— Ничего, дедуля,— подбодрила торговка.— И без зубов ты хоть куда!
— Какой он вам дедуля! — возмутились мы.— Ему 49 всего!
Женщина только ахнула.
Владимиру Серафимовичу действительно 49. После десяти лет рабства в Чечне господин Епишин вместе со своим хозяином и стадом коров попал через перевал в Панкиси, где к тому времени уже обосновались беженцы из Чечни. Но и в Панкиси он не перестал быть рабом. Его заставляли пасти коров и овец, работать по дому, а за это давали похлебку из фасоли. Иногда — сладкий чай. Сладкий чай стал самым сильным воспоминанием о жизни в Панкиси. Потому что сладкого чая Владимир Серафимович не пил в Чечне лет десять.
Однажды он пытался бежать из Дуиси. Его сильно никто не держал. Без денег и документов он добрался до райцентра Телави, где обратился за помощью к мэру города и полицейским. Но ему не помогли. Сказали только, что если увидят еще, то отправят обратно, но не в Россию, а в Чечню. Не выдержав холода и голода, вернулся назад. "Где ты был? — спросили его хозяева.— Мы тебя искали".— "Я хотел уйти в Тбилиси, в русское консульство",— признался беглец. "Куда тебе идти, ты никому не нужен",— усмехнулись хозяева.
То, что было в Чечне, Владимир Епишин рассказал уже поздно вечером, когда, остановившись в тбилисской гостинице, мы пошли ужинать.
Сначала был город Серноводск и хозяин Ахмед Бакаев. Это был хороший хозяин. Он кормил своего раба и даже иногда давал ему немного денег — на сигареты и водку. Но раб все равно хотел на родину и через два года сбежал. Его нашел друг бывшего хозяина и увез в Аргунское ущелье. Там, в местечке под названием Альпийск, пленник пробыл чуть больше месяца. Новому хозяину работник не понравился. Раб не хотел сгибаться по ударами кнута, которым бил его хозяин, когда был не в настроении. И пленник снова убежал. По дороге в Серноводск его остановили. Спросили, чей он, и Епишин сказал, что ничей. Тогда его посадили в машину и увезли в Итум-Кале, к новому хозяину Амину Явлаеву. "Это был зверь,— вспоминает Епишин, дрожащими руками зажигая сигарету.— Он бил меня по голове прикладом и стрелял в меня из автомата". "Как думаешь, Вовчик, попаду в тебя или не попаду?" — спрашивал хозяин, и работник боялся пошевелиться, потому что пули задевали его одежду.
Однажды ночью Епишин сбежал. Его искали три дня и нашли в километре от поселка: он заблудился в лесу. Сначала его отстегали плеткой, а потом устроили бега. Хозяин на коне бил пленника кнутом, пленник должен был убегать, а хозяин его догонял. Для этого созвали гостей, которые выражали свое удовольствие подбадривающими криками. После серии, забав пленника, заставили работать. На него взвалили огромную печку-буржуйку и отправили в гору, в соседнее село. Пять километров под ударами кнута и палок он преодолел за полдня. Печку дотащил, а сам слег с высокой температурой. У него открылось воспаление легких, он кашлял кровью. Хозяин думал, что раб умрет, и называл его за это собакой. Но Епишин выжил.
Через два года Амин отдал своего работника родственнику по имени Арби. У Арби Епишина не били. Он пас коров и мечтал о новом побеге. К этому времени началась вторая чеченская. "Пойдешь со мной в Шатили, коров погоним",— сказал ему хозяин. Поздней осенью 1999 года Епишин оказался в Грузии. Тогда он еще не знал, что сбежать отсюда будет еще труднее, чем из Чечни.
Ночью в гостинице Епишин не спал. Он смотрел телевизор, щелкая кнопками и радуясь как ребенок. Когда я все-таки посоветовала ему поспать, он сказал: "Меня, Оля, может, опять заберут, так я хоть телевизор посмотрю, очень уж люди там занятные". Я пообещала Епишину, что никто его не тронет. Но он не поверил. В полночь, когда я заглянула в его номер, он сидел одетый, в новой куртке и кроссовках. Кровать была нетронутой.
В семь утра меня разбудил стук в дверь. "Оля, за мной пришли!"-- кричал Епишин. Лицо у него было мокрым.
— Кто за вами пришел?
— Там люди, они позвонили и сказали, чтобы я спускался.
Я велела Епишину закрыться в номере и спустилась вниз. Оказалось, что приехали сотрудники МВД Грузии, которые просили Епишина проехать "для встречи с министром". "Он никуда не поедет один,— сказала я.— Мы отвечаем за его безопасность".— "Тогда давайте поедем вместе",— предложили мне. В восемь мы были в МВД, но никакой встречи с министром не произошло. Вместо этого в полдень пресс-служба МВД созвала пресс-конференцию, на которой сообщила, что "МВД Грузии при помощи русской журналистки из газеты 'Коммерсантъ' вывезло гражданина России Епишина из Панкиси, куда он попал из Чечни".
Журналисты попросили Епишина рассказать о том, что он делал в Чечне. Он рассказал. "Вас били?" — спросили журналисты. "Нет, не били",— сказал пленник. "Вас унижали?" — "Нет, со мной обращались нормально". "Скажите им правду,— не выдержала я.— Их не нужно бояться". Тогда он рассказал. Про приклад автомата и про печку-буржуйку.
Вечером он признался, что боялся рассказывать журналистам правду, потому что ему угрожали и в Чечне, и в Панкиси. "Будешь много говорить, мы тебя найдем и убьем",— успели предупредить Епишина кистинцы, когда он пробился ко мне в Дуиси.
До позднего вечера гостиницу, в которой мы остановились, осаждали журналисты. Я просила их дать человеку отдохнуть, но Епишин никому не хотел отказывать. Ему тоже было интересно. "Пусть пишут,— добродушно улыбался он.— Может, это кому-то поможет". Коллегам пришлось тяжело: Владимир Епишин давно не разговаривал по-русски. Он вообще давно не разговаривал.
Кто-то из коллег сказал, что хочет записать все о судьбе пленника на диктофон. "А чего писать? — удивился Епишин.— Я ж не знаменитость". Журналист ушел разочарованным.
Я подумала, что бывший раб по имени Володя прав. Ничего из того, что он пережил, не запишешь ни на камеру, ни на диктофон. Не запишешь того, о чем он думает поздно ночью, оставшись один в дорогом отеле. Наверное, о том, что был он хорошим работящим человеком, получавшим в колхозе хорошую зарплату — 350 рублей. И о том, что от этого человека осталось.
ОЛЬГА Ъ-АЛЛЕНОВА, Панкиси--Тбилиси