Некролог
Фото: Михаил Строков/ТАСС
Фото: Министерство обороны Российской Федерации
Фото: mil.ru
На 102-м году жизни скончался народный артист Советского Союза, актер Театра российской армии Владимир Михайлович Зельдин.
Можно сказать, что свершилась одна из самых удивительных судеб в русском театре и кино. Последние годы своей жизни Владимир Зельдин провел в статусе старейшего действующего актера планеты — еще месяц назад он выходил на сцену. И не на какую-то сцену, а на огромную сцену Театра российской армии, покорить которую своей актерской энергией вообще мало кому удается. Владимир Зельдин с изяществом и легкостью делал это на протяжении 70 лет — он пришел в "военный театр" в 1945-м, после окончания мастерских МГСПС и работы в Театре транспорта.
Когда речь идет о действующих долгожителях, цифры и дистанции времен заставляют изумиться — как будто прикасаешься к чему-то невозможному. Владимир Зельдин родился еще до революции, в театральную студию поступил в начале 30-х годов прошлого века. Отмечал полноценными премьерами и 90-летие, и 95-летие. Его первой большой наградой была Сталинская премия второй степени в 1951 году, последние он получил спустя шесть с половиной десятилетий — к своему 100-летнему юбилею. На нем он солировал весь долгий вечер, пел и танцевал, остроумно реагировал на поздравления, сохранял бодрость и тогда, когда гости втрое моложе уже падали с ног...
Долгая актерская биография Зельдина, однако, не просто природный феномен, не только подарок небес и удачное сочетание генов. Подобные долгожители — редкость, но примеры есть. Однако почти в каждом таком случае у актера есть период жизни, который его маркирует как художника. Есть те, кто блистает в молодости, а потом живет отраженным светом славных лет. Есть те, кто мощно реализуется в расцвете лет, а после лишь повторяется. Есть и такие, кто, наоборот, до глубокой старости пребывает в тени ровесников, а на склоне лет вдруг расцветает, словно напоследок реализует нерастраченное, копившееся десятилетиями,— а заодно и подтверждает горьковатую максиму "в России нужно жить долго". И, как правило, эти главные периоды творческой реализации актера совпадают с той или иной эпохой в развитии общества.
Владимир Зельдин и в этом смысле феномен. И дело не в количестве генсеков и президентов, при которых он выходил на сцену и появлялся на экране. А в удивительной психофизической способности мирно соответствовать каждой эпохе, в которой довелось жить и играть, в каждую из них бесконфликтно вписываться, но ни в одной не увязнуть, никакой из них целиком не принадлежать, с каждой при этом легко распрощаться — и поэтому всех их волшебным образом собой объединять. Первый успех Зельдина, принесший ему всесоюзную популярность,— дагестанец Мусаиб из знаменитой, начатой еще до войны лучезарной киносказки Ивана Пырьева "Свинарка и пастух", но кто же запишет Зельдина в символы сталинской эстетики? Семь десятилетий на сцене "военного театра", да и роли собственно военных в биографии встречались — но никакого металла в облике, никакого официоза в интонациях. Всегда сам по себе, вроде бы и "ничей", но умевший расположить к себе любого зрителя.
Из одного времени в другое он, хочется сказать, не переходил, а легко перескальзывал, словно жизнерадостный учитель танцев Альдемаро из комедии Лопе де Веги, главный театральный персонаж Зельдина, которого актер играл много десятилетий. Вообще, в его послужном списке кого только нет — роли "костюмные" и современные, героические и характерные, большие и маленькие, в спектаклях заметных или проходных, давно забытых. И хотя запомнят его, конечно, в первую очередь по ролям, в которых он покорял подвижностью и элегантностью, но как не сказать, что и драматический диапазон был целиком в его распоряжении — вспомнить хотя бы Серебрякова в фильме "Дядя Ваня", судью в "Десяти негритятах" или Тоцкого в спектакле "Идиот". И как не пожалеть, что таких ролей не было много.
Конечно, народ любил Владимира Зельдина прежде всего за романтическую приподнятость (говорили, что в мюзикле "Дон Кихот" на сцене Театра армии он сыграл практически самого себя) и органичную музыкальность, проявившуюся еще в детстве. А в зрелые и преклонные его годы — за выделявший мастера, родившегося в далеком 1915 году в семье музыканта и учительницы, привкус аристократизма. За то, что о возвышенных порывах и "вечных ценностях" он — едва ли не один — умел говорить так, что слова звучали просто и правдиво. Любили Зельдина за нездешнее благородство облика и актерских манер, которые естественным образом продолжались в реальной жизни, в его человеческой скромности и неизменном расположении к другим людям.
Именно благодаря этим качествам Владимир Зельдин был в последние десятилетия для театральной Москвы — да и для театральной России — кем-то неизмеримо большим, чем просто народный артист и диковинный долгожитель. Его любили приглашать (а он не отказывался приходить) на праздники, премьеры и юбилеи, где Зельдин выступал с неизменным остроумием и неповторимым шармом. Он словно был живым доказательством того, что все и в театре, и в обществе, и в жизни вообще может быть очень хорошо, мудро и спокойно. И что можно — нет, не обмануть время, но как-то несуетно подружиться с ним.