Событие недели — "Семейный портрет в интерьере" (Gruppo di familia in un interno, 1974) Лукино Висконти (Luchino Visconti) (2 марта, "Культура", 22.25, *****). Обычно слово "завещание" применяют к последним работам великих кинорежиссеров при условии, естественно, что они сохранили к этому моменту художественную вменяемость. "Портрет" — предпоследняя работа Висконти, едва оправившегося после удара, но именно смерть героя Берта Ланкастера (Burt Lancaster), имени которого мы так и не узнаем — все называют его просто Профессор,— воспринимается как прощание режиссера со всем, что ему было дорого. Фильм — уникальное сочетание высокомерия и открытости, жадности к жизни, искренности и позы. Впрочем, это качество всего кинематографа Висконти, всегда безупречно, по-оперному оформлявшего свои самые искренние высказывания. Профессор — интеллектуал, в прошлом активный антифашист, ушедший, как в монастырь, в добровольное затворничество в своем римском особняке, где он может под опекой преданной служанки слушать классическую музыку и пополнять коллекцию coversation pieces, английской живописи XVIII века, благостных портретов аристократических или буржуазных семейств с чадами и домочадцами. Его внутренний аристократизм, пристрастие к бесполезным и прекрасным вещам — несомненные черты самого Висконти. Но в один прекрасный день такой оживший "семейный портрет" буквально вламывается в его уединение и нахрапом заставляет сдать второй этаж особняка: профессору нужны деньги на новые картины. Семейство еще то: взбалмошная жена крупного промышленника-фашиста, ее любовник Конрад, крашеный блондин-жиголо с обширным наркотическим, сексуальным и левоэкстремистским опытом, ее дочь с любовником — одним словом, воплощенная вульгарность, пародия на декаданс. Профессору противно, профессору интересно, профессор возмущается, когда самозваные жильцы ломают капитальные стены и заливают водой его апартаменты, профессор уже не может жить без них. Его завораживает (весьма целомудренно, как живопись высокого Возрождения, снятая) оргия трех молодых людей, свидетелем которой он случайно оказывается. Безумная семья становится его семьей, их суматошная и странная жизнь — той жизнью, которой он лишил себя. Конрад становится его названным сыном, а его гибель — то ли самоубийство, то ли месть за то, что он разоблачил неофашистский заговор,— смертным приговором самому профессору. Есть пронзительная личная нота в том, что Конрада сыграл Хельмут Бергер (Helmut Berger), звезда "Гибели богов" (La caduta degli dei) и "Людвига" (Ludwig), в которого Висконти — режиссер и человек — был, безусловно, влюблен. В кабинете Висконти висели только две фотографии самых дорогих ему людей: Марлен Дитрих и Бергера. И в фильме, конечно, есть гомосексуальный подтекст. Конрад влечет к себе профессора, но эта гомосексуальность — старинная, возрожденческая, в которой мужская дружба, сообщничество учителя и ученика, старика и юноши и подразумевающееся желание неразделимы. Конрад — блудный сын 1968 года. Висконти, умудренный опытом Сопротивления, политического и художественного, несомненно, испытывал чувство солидарности к баррикадным бойцам. Классик английского кино Линдсей Андерсон (Lindsay Anderson), фильм которого "О, счастливчик!" (O Lucky Man, 1973) в тот же вечер показывают на канале НТВ (2 марта, 1.10, ****),— активный провозвестник и участник тех событий. Один из лидеров "рассерженных молодых людей", начинавший как документалист, запечатлевший на пленке среди прочего и массовые выступления 1950-х годов против ядерной войны, он прославился как автор угрюмого реалистического фильма "Такова спортивная жизнь" (This Sporting Life, 1963). Однако уже тогда в нем чувствовался мастер абсурда. В памяти зрителей оставались не злоключения неприкаянного героя, а снятый крупным планом паук, пригвожденный его кулаком к стене. "О, счастливчик!" — ядовитая социальная притча, история современного Кандида, наивного конформиста-карьериста, надеявшегося сделать карьеру в качестве коммивояжера кофейной компании, но прошедшего все круги ада. Мир не имеет ничего против именно этого смазливого монстра, сыгранного бывшим "заводным апельсином" и будущим Калигулой Малькольмом Макдауэллом (Malcolm McDowell), но — прости, парень, ты попал. Его будут пытать сотрудники спецслужб, добиваясь признания в шпионаже в пользу зловещего "трансконтинентального кофе". Он чудом сбежит из секретной лаборатории, где людям пришивают кабаньи ноги. Его низведут из положения референта миллиардера до статуса груши для битья. Он носил улыбку, как пиджак с люрексом. В сюрреалистическом конце, когда он попадет на съемочную площадку самого Линдсея Андерсона, он уже не сможет улыбаться: режиссеру придется бить его по морде, чтобы заставить выдавить нечто, отдаленно напоминающее улыбку. Фильмы, подобные этому, производят сейчас странное впечатление. Людям казалось, что в мире все очень просто, что достаточно набросать пусть яркую, талантливую, но листовку и "счастливчики" перестанут гоняться за призрачным социальным успехом, поймут наконец-то, что в жизни есть нечто нетленное типа свободы, равенства и братства. Увы. К той же категории идеалистических притч относится и очень забавная комедия Нормана Джуисона (Norman Jewison) "Русские идут! Русские идут!" (The Russians Are Coming, the Russians Are Coming, 1966) (3 марта, ОРТ, 23.45, ***) о советской субмарине, залетевшей на американский пляж и смертельно перепугавшей обывателей, решивших, что началась третья мировая война. Естественно, все завершается в духе "мир, дружба, жвачка". Существует легенда, что сюжет комедии был куплен Джуисоном у некоего советского сценариста в баре Московского фестиваля и стоил он ровно столько, сколько стоили выставленные там, но недоступные простому советскому инженеру человеческих душ спиртные напитки. После буйства иллюзий всегда наступает жестокое похмелье. "Смерть негодяя" (La Mort d`un pourri, 1977) Жоржа Лотнера (Georges Lautner) (7 марта, ОРТ, 23.56, ***) кажется образцовым французским триллером об одиноком герое — которого, естественно, играет Ален Делон (Alain Delon),— выходящем живым из кровавой паутины интриг, но для французов он был выражением политической фрустрации, наступившей после пиршества 1968 года. Предательство, коррупция, бесчувственные вестибюли ночного метро и столь же ледяные и бесчеловечные ритуалы загородных особняков, где охота для высшего общества — лишь глянцевая обложка мира пыток и расправ. Очень суровый, печальный и жестокий фильм. Для контраста приятно посмотреть "Сезара и Розалию" (Cesar et Rosalie, 1972) ветерана французского кино Клода Соте (Claude Sautet), где главные роли сыграли Ив Монтан (Yves Montand) и Роми Шнайдер (Romy Schneider) (2 марта, ТВЦ, 21.00, ***). Сезар любит Розалию. Давид и Антуан — тоже. Антуан и Розалия женаты, но, кажется, единственное, что их еще объединяет,— их маленькая дочь. Но кого же, черт возьми, любит Розалия? Право слово, не жаль потратить аж 104 минуты, чтобы получить ответ на этот вопрос.
