Сегодня в Лондоне начинается ежегодный международный конгресс, посвященный финансовым операциям с долговыми обязательствами и финансовыми инструментами с фиксированным доходом. Россию на нем представляет инвестиционная группа "Ренессанс-Капитал". Ее глава СТИВЕН ДЖЕННИНГС рассказал корреспонденту Ъ НИКОЛАЮ Ъ-ВАРДУЛЮ о перспективах российского финансового рынка и о влиянии на него как тех реформ, которые реализуются, так и тех, которые пробуксовывают.
— Открывающаяся в Лондоне финансовая конференция считается одной из крупнейших в мире. Сколько денег будут представлять собравшиеся на конференции?
— Точно не скажу, но это сотни миллиардов долларов.— Каких результатов вы ждете от конференции для российского финансового рынка?
— Конференция обсуждает общеевропейский финансовый рынок; ее внимание, конечно, не будет сфокусировано исключительно на России, но для нас это очень хорошая возможность, чтобы объяснить специфику российского финансового рынка в целом и рынка долговых обязательств в особенности.
— И в какие российские бумаги вы будете предлагать инвестировать собравшимся в Лондоне банкирам?
— Я считаю, что финансовый рынок России в целом стоит на пороге решительного спурта. Судите сами: на фоне отмечаемой всеми макроэкономической стабильности и хорошей налоговой ситуации рынок ценных бумаг вырос явно недостаточно. Можно отметить, что долговые обязательства уже подорожали значительно больше, чем акции. Причины отставания последних можно объединить под одним флагом: претензии к корпоративному управлению. Для инвестора в акции они куда более важны, чем просто для заемщика, особенно если речь идет о вложениях в гособлигации. Но даже если признать эти претензии в ряде конкретных случаев обоснованными, мне кажется, что для России сейчас возможности подъема именно на рынке акций выше, чем на рынке долговых обязательств.
— Когда в 2001 году Россия начала опережающими темпами выплачивать долги, то Андрей Вавилов, бывший первый замминистра финансов, эксперт в вопросах управления долгом, заявил, что если есть деньги на выплату долгов, то их лучше использовать для скупки долгов на рынке еврооблигаций — так гораздо эффективнее. Вы с ним согласны?
— О деталях можно спорить, но сам факт платежей по долгам очень ободряющ. Параллельно выплачивались долги и рос ВВП. А динамика доли долга в ВВП всегда принимается в расчет при определении кредитных рейтингов.
— И все-таки как вы думаете, российская сторона проводила скупку своих долговых обязательств, особенно пока они продавались со значительным дисконтом?
— Уверен, часть долга была выкуплена.
— Если вернуться на международный уровень, каковы позиции финансового рынка России?
— Я вспоминаю дискуссии на международном экономическом форуме в Нью-Йорке. Самый интересный вывод, который я там сделал, состоит в том, что жесткой корреляции событий, происходящих на так называемых развивающихся рынках, больше нет. Во время азиатского кризиса 1997-1998 годов кризис распространился от Таиланда до России и Мексики. Сейчас кризис продолжается в Турции и особенно в Аргентине, но налицо его локализация. Развивающиеся рынки развиваются каждый по-своему. Например, в Бразилии, ближайшей соседке Аргентины, кризиса нет, а в России — подъем. Вообще главной темой неформальных обсуждений в Нью-Йорке было "Как выйти из кризиса, как управлять кризисной ситуацией?". Между тем тон дискуссии по России был более оптимистичным, потому что у участников было представление пути, по которому правительство идет достаточно решительно.
— Вы с оптимизмом смотрите в ближайшее будущее российской экономики?
— Да, но этот оптимистический взгляд радикально отличается от того достаточно наивного оптимизма, который присутствовал на рынке в 1997 году. Тогда мы верили российскому правительству, которое много раз повторяло: главное — выйти на финансовую стабилизацию, дальше все будет хорошо. Теперь мы твердо знаем, что России надо решать не один, а четыре-пять сложнейших вопросов параллельно.
— С чего все-таки, вы думаете, надо начать?
— Самый больной вопрос из четырех-пяти наряду с судебной реформой, защитой инвесторов и акционеров, борьбой с бюрократией — это банковская реформа.
— Эта реформа в прошлом году активно обсуждалась, РСПП выдвинул радикальный вариант разрушения монополии Центробанка, но все закончилось "Стратегией...", подготовленной ЦБ и правительством, в котором и следа от радикализма не осталось. Вы ведь говорите о приватизации крупнейших госбанков?
— Для меня главный итог реформ России прошлого года заключается в том, что правительство решительно провело налоговую реформу. Я надеюсь, банковская реформа будет проведена правительством с той же последовательностью, что и налоговая. Нет больше времени на бесконечные компромиссы, и правительство не боится радикальных преобразований.
— Но есть фактор Геращенко. Его контракт кончается летом 2002 года, останется ли он и дальше во главе ЦБ — вопрос открытый. Может быть, если Виктора Геращенко заменит очередной ленинградец, банковская реформа пойдет быстрее, вы так не считаете?
— Вне зависимости от того, что я думаю о Викторе Геращенко, я уверен, что личность председателя ЦБ — это не главный вопрос. Главное в том, чтобы функции Центробанка были изложены законодательно намного четче. Главной целью ЦБ должна быть стабильность цен, и ни в коем случае ЦБ не должен быть организацией, которая формирует политику. Например, Сбербанк должен быть приватизирован и играть по одним правилам с другими коммерческими банками. И чем быстрее это произойдет, тем быстрее мы увидим конкурентную и динамичную банковскую систему России. Этот вопрос должен решаться правительством, а не ЦБ. А у ЦБ должна быть очень четкая роль и полномочия для того, чтобы эту роль выполнять.