С двумя актрисам, сыгравшими в фильме Франсуа Озона, беседует обозреватель Ъ АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
Эмманюэль Беар: смиренная мазохистка
— Почему вы решили сниматься у Франсуа Озона?— Могу похвастаться: он к самой первой именно ко мне обратился. Сказал, что хочет снять фильм с Катрин Денев, Изабель Юппер, Фанни Ардан, и я подумала, что передо мной какой-то безумец, мегаломан. Ну предположим, я соглашусь, но чтобы все — нет, это невозможно. А когда мы встретились через месяц, он сказал, что со всеми уже есть договоренность. Я подумала: либо он врет, либо... В результате получился не фильм--парад звезд, а фильм, где каждая из актрис выбрана на идеально подходящую для нее роль.
— Как бы вы сами описали свою героиню-служанку?
— В ней есть двойственность — то, что с самого начала взволновало и заинтриговало меня. Я все время балансировала на какой-то зыбкой грани, пытаясь удерживать равновесие. Пыталась понять, что означает для нее это показное смирение. Не есть ли это своего рода мазохизм или паранойя?
— Вдохновлялись ли вы образами актрис 50-х годов?
— Я никогда ничем таким не вдохновляюсь. Мне нравятся многие актрисы, но не они — источник моей энергии. Все, что я умею, проистекает из моей собственной природы, из реальных простых вещей. Конечно, позднее я познакомилась с умными людьми, они помогли мне, но все равно главное идет из моих корней. Я инстинктивно чувствую партнера, играю всем телом от пальцев ног до корней волос. Иногда мне кажется, я даже больше самого режиссера знаю, кто на самом деле тот персонаж, та женщина, в которую я перевоплощаюсь. Но объяснить словами не могу, на то я и актриса.
— Что вы думаете о своем музыкальном номере в фильме?
— Меня интересовала не песня, а жесты тела. Для меня музыка, танец — средства выражения, которые часто оказываются сильнее слов. Возможно, животная инстинктивность моей натуры связана с генетическим смешением кровей. Моя мать — полугречанка-полуитальянка, отец — полурусский-полуиспанец.
Вирджини Ледойен: моя героиня — Барби
— Почему вы решили сниматься у Франсуа Озона?— Озон сам меня выбрал. Почему? Я не спрашивала и ничего не хочу об этом знать. У него своя особенная вселенная, и я счастлива хотя бы на время войти в нее. Эта картина делалась с радостью и внушает радость. Когда отец спросил меня, о чем фильм, я не смогла ответить; но когда он посмотрел, то прекрасно понял мою увлеченность. Это фильм о женщинах, об их слабостях, но также и об их силе. В сущности, все они — хорошие люди, одержимые своими чувствами. Но они же и монстры одновременно.
— Как бы вы сами описали свою героиню?
— Это такая Барби в розовом свете. Фильм — антинатуралистический, в нем можно позволить много, чего нельзя в других. И, как ни странно, в такой картине все должно быть истинным. Это как бы документальное кино об актрисах, которые выполняют свою работу. Нельзя было ни капли переиграть.
— Вдохновлялись ли вы образами актрис 50-х годов?
— Моделью для моей героини была Одри Хепберн. Я видела много фильмов 50-х годов — с Марлен, с Мэрилин. Но у меня нет идеала женственности, как и нет идеала мужчины тоже.
— Что вы думаете о своем музыкальном номере в фильме?
— Песня, танец — это продолжение чувства. Это очередная сцена, а не вставной номер. Песня идет из души. Речь, разумеется, не шла о том, чтобы божественно петь. Но песня и танец помогали сильнее и ярче выразить суть каждого персонажа.