В Малом зале Петербургской филармонии при поддержке Института Про Арте проходит цикл музыкальных вечеров "Консонансы ХХ века". Третий концерт из цикла, организованного пианистом Алексеем Гориболем и его командой, был посвящен музыке Франсиса Пуленка.
Недавнее столетие композитора, которое французские музыканты активно отмечали везде, где только могли, существенно упрочило положение пуленковской музыки на концертных афишах, в том числе и петербургских. Однако это касалось главным образом инструментальных сочинений и хоровых партитур, а не песен, которые Франсис Пуленк писал всю жизнь, словно считая своим долгом перевести на язык музыки лучшие строки французской поэзии. По большей части — современной, вышедшей из-под пера его друзей, таких, как Гийом Аполлинер, Поль Элюар или Макс Жакоб. Алексей Гориболь составил программу как раз из вокальной лирики Пуленка, включив в нее три цикла: на стихи Ронсара, на стихи Луизы де Вильморен и "Бал-маскарад" на слова Жакоба.
Пуленк — один из самых обаятельных композиторов ХХ века. Остроумный меланхолик, парижанин-эстет и стихийный религиозный философ, унаследовавший веру своих предков с юга Франции. Он умел облечь в звуковые формы и изящные фривольности, и вызывающую площадную эротику — потому оказался автором двух крупных музыкальных скандалов: балета "Лани" (Дягилев, Кокто, Бронислава Нижинская) и оперы "Груди Тересия" на либретто Аполлинера. Что не мешало Пуленку в других сочинениях предаваться возвышенной ностальгии по романтическим идеалам. Его искусство солнечно, стройно и просто. В лучших своих сочинениях Пуленк достигает поразительной остроты интонации. В партитурах менее ярких на первом плане элегантность, даже шик музыкального кроя: если в симфонии Шуберта критик находил "божественные длинноты", в пуленковских сочинениях порой приходится наслаждаться "божественными пустотами". Их, например, немало в Сонате для двух фортепиано, дополнившей вокальную программу. А в песнях их нет.Петь Пуленка Алексей Гориболь пригласил Татьяну Куинджи и Андрея Славного, уже не раз получавших главные роли в его проектах. Оба известны как певцы-интеллектуалы. Но этого, как оказалось, недостаточно. В столкновении русских вокалистов с французской камерной лирикой присутствует загадочная закономерность: они просто не могут ее петь. В отношении Пуленка — возможно, самого рафинированного из авторов классических шансонов — это верно вдвойне. Похоже, есть какая-то непреодолимая, органическая невосприимчивость русских к французскому произношению, просодии и порождаемой ими мелодике. В ход идут все оттенки тембра. Пение предельно выразительно. И от этой выразительности только хуже. Русский вокалист принимается петь с такой слезой, такой истомой, какие не позволил бы себе, исполняя Чайковского или Рахманинова. На лучших записях вокального Пуленка, прежде всего тех, где автор за роялем, а поет Пьер Бернак (Pierre Bernac), слышно, что исполнять эти песни очень просто и невероятно приятно. Только вход в пуленковский вокальный рай посторонним заказан.
Впрочем, пессимизм был отчасти рассеян вторым отделением концерта, в котором прозвучал "Бал-маскарад" — цикл, где с голосом певца соревнуется большой инструментальный состав. Это очень театральная вещь, населенная гротескными масками и звуками веселящегося Парижа 1930-х. Виртуозная игра музыкантов ансамбля eNsemble и вокальная буффонада Андрея Славного, здесь как нельзя более уместная, оттенили обаяние этого опуса, о котором сам композитор сказал: "Стопроцентный Пуленк".
КИРА Ъ-ВЕРНИКОВА, Санкт-Петербург