Вчера в Грузии было объявлено о начале полицейской спецоперации в Панкисском ущелье. Военные заявили, что ущелье в ближайшие дни будет полностью взято под контроль грузинскими властями. Так власти отреагировали на многочисленные акции протеста в Восточной Грузии. Однако корреспондент Ъ ОЛЬГА Ъ-АЛЛЕНОВА, побывавшая в Панкиси, убедилась, что контролировать этот район власти смогут не скоро.
О том, что Панкисское ущелье фактически закрыто "для посторонних", нас предупредили еще в Тбилиси. "Чтобы проехать блокпосты, вам нужны спецпропуска,— сказали нам сведущие люди.— Пропусков не дают никому, кроме военных. А если хотите пешком по тропам, то назад уж точно не вернетесь. Русских в Панкиси не любят".
Временный штаб командования внутренних войск Грузии расположился в райцентре Ахмета, у входа в ущелье. В заброшенном здании школы теперь находится казарма для личного состава и пункт управления операцией в Панкиси.Ввести внутренние войска в ущелье решили еще десять дней назад. Причиной были акции протеста грузинского населения, недовольного засильем криминала в Панкиси. Правда, военные называют теперь другую причину. "Если не сейчас, то потом будет поздно: слишком много здесь стало вооруженных людей, которые не подчиняются закону,— объяснил мне заместитель командующего внутренними войсками Грузии полковник Лексо Микава (Lekso Mikava).— Через месяц-другой мы уже не смогли бы контролировать ущелье".— "А сейчас контролируете?" — "Не контролируем мы пока только Абхазию".
О том, что ущелье оставалось неподконтрольным несколько лет, здесь не говорят. Хотя ни для кого это не секрет. Полковник Микава уверен, что теперь — раз и навсегда — ущелье будет подчинено грузинским властям. Я спрашиваю, сколько вооруженных отрядов скрывается в ущелье. "Там нет вооруженных отрядов,— отвечает полковник.— Если бы были, мы уже начали бы войсковую операцию. Пока же у нас идет обычная полицейская спецоперация. Ловим отдельных вооруженных бандитов". Полковник, конечно, лукавит. О том, что ущелье стало пристанищем вооруженных отрядов из Чечни, говорят не только в России. Об этом нам говорили и жители селения Ахмета, расположенного непосредственно вблизи ущелья. По их словам, отряды периодически собираются у так называемого Медвежьего озера, куда им привозят оружие и продукты питания. Но полковник Микава слухам не верит. "Ходили слухи, что в ущелье завод по производству героина работает,— говорит полковник.— А по нашим данным, ничего там нет, мы проверяли". "И вообще,— добавляет полковник,— как разобрать, кто боевик, а кто нет? Разве у русских военных в Чечне нет такой проблемы?"
По данным полиции, в Панкиси сегодня скрываются 46 человек, объявленных грузинскими правоохранительными органами в розыск за убийства, разбойные нападения и похищения людей. На самом деле, по признанию самих полицейских, здесь скрывается гораздо больше преступников, виновных в подобных преступлениях. Просто не все объявлены в розыск, так как неизвестны имена и приметы.
Минуем два блокпоста по дороге в глубь ущелья. Оказывается, что дорога в Панкиси вовсе не закрыта, просто здесь усилен контрольно-пропускной режим. Полицейские объясняют, что закрывать дорогу нет смысла: все равно здесь никто не ездит, кроме тех, кто живет в ущелье. У всех проезжающих проверяют документы и багаж, а фамилии и имена пассажиров заносятся в специальные тетради. Проверяя паспорта, полицейские смотрят, не значится ли кто-либо из проезжающих в розыске. На блокпосту у въезда в селение Дуиси, которое считается центром Панкисского ущелья, нас встречает начальник криминальной полиции Кахетинского края Мензер Берукашвили (Menzer Berukashvili). "Кого вы называете террористами? — недружелюбно смотрит на меня полицейский.— Есть здесь чеченские беженцы, есть молодые парни. Может, они и воевали в Чечне, но сейчас они живут здесь, и здесь за ними ничего нет. Те, кто виновен в преступлениях в Грузии, задерживается грузинской полицией".
Я спрашиваю, правда ли, что личный состав полиции района будет полностью обновлен по обещанию министра внутренних дел, данному жителям Ахметского района (см. вчерашний номер Ъ). "Так у нас и так тут все руководство сменили,— говорит полицейский Берукашвили.— Я пришел сюда несколько месяцев назад, а начальник отделения полиции в Дуиси вообще месяц как назначен на этот пост. Но раз министр сказал, значит, так и будет. Речь идет обо всех сотрудниках полиции".
Через пост проезжает автомобиль с чеченскими номерами. Водитель выходит из машины на регистрацию, а машину осматривают полицейские. "По-грузински понимаешь?" — спрашивают водителя полицейские. "Нет, не понимаю",— отвечает тот. "Куда едешь, зачем?" — "В больницу ездил, я беженец".— "Счастливо".
После чеченца-беженца были еще "Газель", в которой жители одного из селений отправились на рынок в Ахмету, были "Жигули" с детьми и Volvo с представительными мужчинами. Была одинокая старуха, которая шла по полю, минуя блокпост. Старуху никто не останавливал. Из очередной машины вышел бородатый мужчина в коротких штанах. Полицейские нам уже говорили, что в Панкиси так выглядят ваххабиты. Мужчина подошел к пункту регистрации и посмотрел на фотокорреспондента Ъ.
"Эй, скажи ему, чтоб не снимал, а то всем плохо будет",— тихо сказал он по-русски какому-то офицеру. "Не снимайте, пожалуйста",— попросил офицер.
Потом мужчина в коротких штанах стукнул по шлагбауму: "Ну, поднимай, заснул что ли!"
Из автобуса, который направлялся из селения Халазани в Ахмету, вывели пассажиров. Они бросились к полковнику Берукашвили. Люди просили за своего односельчанина, задержанного несколько дней назад полицией. "Он ни в чем не виновен,— кричали женщины в темных платках.— Вы не того взяли!"
Того, кто, по словам женщин, не виновен, разыскивали почти два года. Последняя операция по задержанию кистинца Теймураза Читашвили (Teimuraz Chiashvili), подозреваемого в неоднократных нападениях на жителей приграничных с Панкисским ущельем сел, прошла два дня назад. Полицейские приехали в селение Верхний Халазани, где, по оперативным данным, должен был находиться преступник. При задержании Читашвили попытался взорвать гранату Ф-1, но не успел. Как только машина с задержанным отъехала от села, по ней открыли огонь. Полицейским удалось отбиться, но двое местных жителей, которые согласились стать понятыми, были тяжело ранены в головы.
"Самое сложное не поймать преступника, а найти понятых,— объясняет полковник Берукашвили.— Без понятых любой суд оправдает задержанного. Кистинца не уговоришь стать понятым. Они друг за друга стоят горой. Мы пытались работу проводить среди населения, объясняли им, как сейчас важно найти всех преступников. А они помолчат, послушают, а потом говорят: наш менталитет не позволяет в этом участвовать. Вот поэтому нам здесь очень сложно работать".
Селение Дуиси, расположено в самом центре ущелья — по обе стороны возвышаются высокие горы. И дороги здесь совсем разбитые. И еще по селу спокойно ходят бородатые мужчины в камуфляже.
"Это кто к нам приехал?" — громко спрашивает женщина, торгующая сигаретами и шоколадом. "Ну какая тебе разница? — отвечают сопровождающие нас полицейские, предупреждая меня жестом о молчании.— Эти люди с нами". "Мы сами здесь пока еще как гости,— объясняют нам полицейские.— Вы же понимаете, сколько времени здесь не признавался закон, не было никакой власти". Впрочем, власти здесь нет и сейчас. Последний полицейский участок в ущелье, который мы проехали, остался в трех километрах от въезда в Дуиси.
Местные жители, кистинцы, называют себя грузинами. В доме у одного из кистинцев по имени Отари нам рассказывают, как хорошо кистинцы жили раньше. 50-летний Отари родился в этом селе, здесь жили его отец и дед. Здесь растут его внуки. Отари говорит, что Грузия — его родина и он никуда отсюда не уйдет. Многие кистинцы боятся, что в ущелье придут жители приграничных сел. Здесь понимают, что, если возмущенные грузины появятся в Панкиси, мира здесь уже не будет. "А разве здесь есть мир?" — спрашиваю у Отари. Кистинец долго молчит. "У нас был мир,— говорит он наконец.— Видно, нам кто-то позавидовал".
Отари говорит, что не хочет развития ваххабизма в ущелье. "У нас здесь все равно что маленькое государство,— рассуждает кистинец.— Мы все мусульмане, и ваххабизм здесь опасен. От него нечем защищаться. Он опасен для наших детей. Я не хочу, чтобы мои дети стали ваххабитами".
Но больше всего Отари боится не ваххабитов, а вооруженных людей. Ваххабиты ему и его семье пока ничего плохого не сделали. С ними даже можно жить рядом, если они не заставляют перенимать свою веру, считают кистинцы. Кроме того, ваххабиты не боятся бандитов. Они, например, первыми откликнулись на призыв полиции помочь в розыске преступников. "Их здесь 30 человек, они из джамаата, и они сказали: тех, кто будет воровать людей или скот, мы сами будем ловить и разбираться с ними по нашим законам,— рассказывает Отари.— Те двое, что были ранены людьми Читашвили, как раз из этой группы джамаата".
Пока ни одного боевика или похитителя люди из джамаата не наказали. Задерживают они в основном мелких воришек. И отдают их местной полиции. Почему группа, помогающая полиции, не ищет боевиков, Отари не знает. Он вообще предпочитает не говорить о том, есть ли боевики в Панкиси. Люди с оружием здесь все равно что боги. "Правда, что этой группой джамаата руководит Руслан Гелаев?" — спрашиваю у Отари. "Я этого не знаю,— отвечает мужчина.— Я знаю только, что говорят люди. Люди говорят, что от Гелаева здесь никому зла не было".
В доме у Отари горит чугунная печка-буржуйка. Во всех грузинских селах такие печки. Воду кистинцы берут из протекающего рядом родника. Вода здесь такая же вкусная, как в минеральных источниках в центральной Грузии. Кистинцы пекут хлеб из пшеницы — такой же, какой мы ели в грузинских селах. И говорят они по-грузински. Язык беженцев из Чечни кистинцы уже не понимают и общаются с ними на русском языке. Но чеченские беженцы не чувствуют здесь себя чужими. Наверное, потому, что и гостеприимство у кистинцев — грузинское.
Кистинцы пришли из Чечни в Панкиси 90 лет назад, основав целое поселение. Со временем грузины, которые здесь жили, переселились на равнину, а чеченцы ассимилировались, получили грузинские фамилии, грузинский язык стал для них родным. Говорят, что многие кистинцы переняли от грузин даже православные обычаи: кто-то крестил детей, кто-то ходил в церковь. Их было около 8 тыс., они занимали шесть сел.
Все изменилось около пяти лет назад. В Панкиси стали появляться бородатые мужчины с оружием. Они приходили с исторической родины кистинцев, и те встречали их с традиционным гостеприимством. Вскоре в Панкиси построили мечеть, здесь перестали крестить детей, а некоторые местные мужчины запретили своим женам ходить с открытым лицом. А три года назад сюда пришли беженцы из Чечни. Их было 6 тыс. Зимой 1999-го они перешли через перевалы Главного Кавказского хребта, оставив в снегу трупы сотен родных и близких. Беженцам отдали заброшенные склады, сараи, поликлиники. Некоторым повезло — их приютили в своих домах местные жители. Остальные, застелив бетонные полы соломой и заткнув проемы окон пленкой или одеялами, начали новую жизнь с проклятиями. Они проклинали страну, в которой родились, и людей, которые выгнали их под бомбежками на ледяные перевалы. С появлением беженцев жизнь в Панкиси стала другой. Здесь как будто прибавилось горя и злости.
Эту историю знает каждый житель Панкиси. Поэтому ни один из кистинцев никогда не упрекнет чеченцев в том, что вместе с ними на кистинскую землю пришли беды.
Больше всего беженцев живет именно в Дуиси. Отсюда ближе к "большой земле", где есть магазины и больницы. В Панкиси уже несколько лет не приезжают торговцы, здесь закрыты больницы и поликлиники, потому что ни один врач сюда не приедет. Никто не вмешивается в естественный ход событий. В этих горных селах люди живут и умирают по воле Аллаха.
Когда мы пришли в общежитие для беженцев, над ущельем уже спускались сумерки. Чеченские мальчишки с игрушечными пистолетами окружили нас со смехом и криками. "Зачем вы пришли?" — спросил у нас один мальчишка. "Это русские!" — закричал другой. Полицейские, которые не отходили от нас ни на шаг, стали беспокойно озираться по сторонам. В это время к нам подбежал Отари. "Уходите, прошу вас,— повторил он несколько раз.— Очень много людей собирается, нехорошо это. Тут и ребята пришли, они уже знают, кто вы такие". И Отари кивнул в сторону осведомленных ребят в камуфляже. "Это кто, боевики?" — спросила я у кистинца. "Я бы так не сказал,— замялся кистинец.— Просто русских здесь очень не любят. Говорят, что это Россия на Грузию давит, поэтому у нас проблемы. Но я прошу вас уехать. Вы лучше приезжайте как-нибудь с утра, когда поспокойнее. А лучше вообще не приезжайте, пока у нас тут порядка не будет".
Из окон машины, в которой мы покидали село, были видны чеченские беженцы, которые вышли на улицу и смотрели нам вслед. Не знаю, чего больше было в их глазах — тоски или злости. Одна из женщин в черном погрозила кулаком кому-то невидимому за нами.
— Это правда про группу джамаата, которая вам помогает? — спросила я у Мензера Берукашвили, когда мы выехали из ущелья.
— Правда,— ответил начальник полиции.— Они единственные, кто согласился нам помочь. Я же говорил вам про менталитет.
— Но разве жители грузинских сел и грузинское руководство не против ваххабизма?
— Они не опасны сейчас, они нам помогают. А если им нравится своих женщин в паранджу одевать, пусть одевают.
Прощаясь, полковник выдал тайну: "Тут одна группа есть вооруженная, они сейчас в селах не живут, прячутся на брошенных пастбищах. Вчера они ушли охотиться на медведей. Сегодня ночью в засаде их будут ждать наши люди". И добавил: "Мы обязательно наведем здесь порядок. Или грузины перестанут быть грузинами".