Фестиваль опера
Фото: Salzburger Festspiele / Monika Rittershaus
Впервые в своей вот уже почти 100-летней истории Зальцбургский фестиваль обратился к одному из известнейших оперных шлягеров — "Фаусту" Шарля Гуно. Приглашенные по такому случаю в спектакль, поставленный австрийцем Рейнхардом фон дер Танненом, хорошие певцы торжественность момента не спасли, считает СЕРГЕЙ ХОДНЕВ (AD).
Немножко удивиться по поводу вокального состава этого первого зальцбургского "Фауста" можно было ну разве что тому, что франкофонных артистов в нем почти не было — за исключением меццо Мари-Анж Тодорович, спевшей маленькую партию Марты. Чуть-чуть не хватило (в дополнение к обольстительному тембру и ровной кантилене) французского колорита в стиле и артикуляции у итальянки Марии Агресты, но это из разряда придирок. В заглавной роли привычно козырял объемом, умной гибкостью и красивой светлой окраской голоса один из любимцев Зальцбурга — польский тенор Петр Бечала. Мефистофеля мастеровито и элегантно, хотя, как ни странно, и без особой харизматичности пел Ильдар Абдразаков, а партия Валентина досталась еще одной мариинской знаменитости — баритону Алексею Маркову, свою порцию аплодисментов тоже получившему вполне заслуженно. Прибавить Зибеля в исполнении ирландки Тары Эррот — и получится на редкость достойная команда для "Фауста".
Только вот и этой команде не помешала бы для пользы дела сильная дирижерская фигура: чистенькая и педантичная интерпретация аргентинца Алехо Переса лишний раз заставляла вспомнить, какими редкими на самом деле в оперных продукциях Зальцбурга последних лет стали действительно большие дирижерские работы — цепляющие, убеждающие, запоминающиеся.
На попечении Рейнхарда фон дер Таннена, известного больше как художник по костюмам (это он, в частности, придумал костюмы крыс для шестилетней давности байрейтского "Лоэнгрина" Ганса Нойенфельса), оказались режиссура и сценография и опять-таки сценический гардероб. Сложно сказать, какая из этих граней спектакля провалилась более эффектно. Декорация напоминала незабвенные представления балета телевидения ГДР — только сплошь в стерильно-белом цвете: безразмерный задник, два пандуса посередине и над ними круглый проем, обрамленный несколькими рельефными эллипсами. Сцену в церкви обозначали опускавшиеся с колосников органные трубы, а маршировать вместе с солдатами спускался скелет-марионетка высотой эдак с пятиэтажный дом — поистине, вот уж стоило фестивальным мастерским вкладываться в настолько глубокомысленный и оригинальный предмет реквизита, фигурирующий на сцене минуты четыре. Ну а павильончик со спальней Маргариты окружали стулья и молитвенные скамеечки, расставленные по всей сцене Большого фестивального зала в гомерических количествах.
С костюмами примерно то же самое — вроде жестов много, но все не складываются в высказывание, все оборачиваются то банальной иллюстрацией не самого тонкого вкуса, то звенящей бессодержательностью. Весь хор наряжен в клоунские балахоны (и загримирован соответственно), Мефистофель и Фауст приходят к Маргарите в домашних халатах, но в цилиндрах, а Зибель, в гендерной принадлежности которого костюм едва ли дает усомниться, наделен заметной бородой. Туда же и режиссура: пара складных идей (Мефистофель, являющийся возвращать Фаусту молодость с огромным кофром с мини-гримеркой внутри, Маргарита, баюкающая вместо мертвого младенца белую коробку) на вал ремесленно разведенных мизансцен.
Зато к "Фаусту" напечатали чуть ли не самый толстый против остальных премьер буклет, где про музыкально-биографические обстоятельства вокруг оперы Гуно ни полслова, но есть два бескрайних текста с покушениями на интеллектуальность высшей пробы, призванных объяснить подоплеку спектакля. Жанр такой: по поводу слова "rien" ("ничего"), которое звучит в опере первым, помянуты Паскаль, Тургенев, Ницше, каббала и, кажется, постструктуралисты. Декор белого задника — это, оказывается, намек разом на циклопов: "Большого брата", "Космическую одиссею" Кубрика, корабль "Вояджер" и еще логотипы двух телекомпаний. А хор-клоуны — это и трикстеры, у-у-у, и древнегреческая трагедия, о-о-о. (Правда, надо еще найти в классическом репертуаре оперу со сколько-нибудь заметной хоровой партией, где хор с теми же резонами нельзя было бы так же механически нарядить клоунами, получив столь же малоубедительный смысловой результат.)
Если перефразировать Писание, постановка из тех, ради которых имя режиссерской оперы хулится у филистеров. Впервые обращаясь к шлягерному названию, фестиваль явно рассчитывал на успех не только кассовый: как четыре года назад, когда в Зальцбурге опять же впервые поставили еще один хит — "Богему". Но по сравнению с тогдашней "Богемой" в не самой сенсационной вроде бы постановке Дамиано Микьелетто театральное качество теперешнего "Фауста" имеет еще более бледный вид. Зальцбург-2016, хотело ли этого фестивальное руководство или нет, запомнится скорее уж "Ангелом-истребителем" Томаса Адеса. А также зияющим отсутствием новых моцартовских постановок в год 260-летия Моцарта (на фестивале только исполнили целиком цикл Моцарта--Да Понте в постановках Свена-Эрика Бехтольфа, из которых, положа руку на сердце, возобновления заслуживала разве что "Свадьба Фигаро"). Впрочем, новая моцартовская премьера ожидается в следующем году, когда у фестиваля наконец-то появится интендант: осенью на смену временному кураториуму придет Маркус Хинтерхойзер. И уже давно на чаемую смену художественного руководства фестиваля не возлагалось столько ожиданий, как теперь.