В Центральном доме кинематографистов состоялась премьера фильма "Конец века" Константина Лопушанского. Творчество этого режиссера вызывает полярные реакции. Раньше это происходило по эстетическим причинам, теперь — по идеологическим.
Константина Лопушанского в свое время занесли в число эпигонов Тарковского, но кто только в этом черном списке тогда не побывал. Включая самого Александра Сокурова, который, впрочем, довольно скоро своей феноменальной творческой активностью заткнул рот даже рьяным недругам. Ныне он канонизирован так же, как при жизни Тарковский, что не исключает, конечно, раздраженных пересудов за спиной, но они уже никого не интересуют.
С Лопушанским совсем другая история. За 15 с лишним лет он снял только четыре фильма. Далеко, между прочим, не худших в киноистории этого периода. Но чем дальше, тем больше рыночные приоритеты делали из него показательного аутсайдера, оттесняли на периферию кинопроцесса, где особенно силен террор профессиональной среды. Продюсеры не хотели его финансировать, критики — о нем писать, зрители... о них лучше вообще помолчать, учитывая тогдашнее состояние нашего арт-хаусного проката.Между тем Лопушанский не из тех, кто мог бы сделать маргинальность своим коньком. Глобальность его художественных претензий не только не сошла на нет, но даже выросла, и представить Лопушанского, как того же Сокурова, автором параллельных маленьких проектов, документальных или игровых короткометражек совершенно невозможно. Он напоминал о себе в среднем раз в пять лет глобалками, которые оказывались с точки зрения нынешних критериев все менее успешными. Хотя имя режиссера помнили в Европе, а "Русскую симфонию" за большие деньги купил престижный канал ARTE.
Футурологические "Письма мертвого человека" попали в самую точку ожиданий после Чернобыля (фильм был сделан до катастрофы, но собрал призовую фестивальную жатву уже после). "Посетитель музея" был развитием (как многие сочли, тупиком) того же эсхатологического стиля. Его верными приметами стали черно-белое или вытравленное изображение, буйство символических деталей, христианская риторика, цитаты из Брейгеля. После длинной паузы появилась "Русская симфония", более эклектичная, полная иронии и гротеска, к ней явно не знали, как относиться. И вот — "Конец века".
Начиная с названия, Лопушанский провоцирует: ну, конечно, опять речь пойдет про конец света в отдельно взятой абстрактной стране. Однако пресловутый миллениум в картине отмечен всего лишь скромным фейерверком и произнесением дежурных пошлостей: эта роль отведена Роману Виктюку, который со знанием дела и легкой иронией играет самодовольного пустобреха. В общем, век скончался так же бездарно и бестолково, как в жизни большинства из нас.
Провокация на этом не кончается. Лопушанский разворачивает основную часть фильма в польской клинике, где лечат неврозы, и главное снадобье — это искусственно достигаемое забвение, вытравливание прошлого, подобное тому, как на кинопленке вытравливают цвет. Герой Виктюка как раз и является специалистом по этой тонкой медицинской технике. Не исключено, конечно, что он шарлатанит, но компоненты его метода вполне эффективны: от вкрадчивого психоанализа до наркотического зомбирования.
Главный сюжет фильма строится вокруг отношений дочери-эмигрантки и ее пожилой матери. Дочь освободилась от внутренней связи с исторической родиной, с комфортом живет в Германии и занимается "продажным журнализмом" (про Россию ведь покупают только гадости). Мать прозябает на задворках Москвы, в том городе бомжей и пенсионеров, которого решительно не замечают те, кто хочет видеть исключительно "нормальную жизнь в нормальной стране".
Развернувшись в сторону актуальной политики, Лопушанский рискует даже больше, чем обычно. Прежде его упрекали в мессианском занудстве, теперь готовы уличить в ретроградских симпатиях к "красно-коричневым". Между тем режиссер виновен только в одном. Он позволяет себе переводить в кинообразы собственное ощущение жизни. Которую видит не в розовом и не в черном цвете, а в переливах зеленовато-серого или тускло-синего. Как и во всяком авторском кино, его главный герой сам автор, а не персонажи — фигуры достаточно условные. И если речь заходит о "конце века", это конец по Лопушанскому, который может тянуться еще бесконечно долго. В том числе и давно объявленный конец авторского кино.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ