North Korean Town Embraces Tourists, but Only at Arm`s Length
Северокорейский город встречает туристов, но не подпускает их близкоJAMES BROOKE
ДЖЕЙМС БРУК
По ночам гостиница, окруженная двухметровым забором с колючей проволокой и проводами под напряжением, представляет собой островок света, тепла и веселья. Ароматы блюд доносятся с кухни, где снуют повара в белых колпаках. И словно чтобы не смущать участников пиршества в голодной стране, ночью северокорейский городок исчезает как по волшебству. Поскольку в городе не хватает электричества ни для уличных фонарей, ни даже для обычных лампочек в домах, вечерний мрак поглощает и дым от коптящих кухонных дровяных плит, и ветхие черепичные крыши, кое-где залатанные соломой, и коммунистические пропагандистские плакаты, покрытые слоем пыли.
В некоторых районах Азии и Африки заборы вокруг туристических зон защищают людей обеспеченных от бедноты. Но здесь, в единственном месте, где южные корейцы могут приблизиться к северным, Северная Корея поставила заборы, чтобы бедные не подхватили от богатых какую-нибудь идеологическую заразу.
Полвека назад, вскоре после окончания корейской войны, Северная Корея в экономическом плане некоторое время даже обгоняла Южную. Однако после этого капиталистический Юг выбился в число стран стран мира с многочисленным средним классом, где годовой доход на душу населения составляет почти $10 тыс. На коммунистическом Севере доход на душу населения лишь $757.
Северокорейские лидеры принимают чрезвычайные меры, чтобы контролировать связи с южными корейцами. С помощью генераторов радиопомех и запрета на почтовую и телефонную связь они пытаются держать северных корейцев в неведении относительно того, что южные корейцы зарабатывают в 13 раз больше просто потому, что родились там, где родились.
Уже в детском саду северных корейцев учат защищаться от идеологической заразы, прилетающей на "крыльях желтого ветра". Эта фраза, изначально обозначавшая пыль, прилетающую на Корейский полуостров из пустыни Гоби в Китае, теперь стала символом недоверия ко всему иностранному.
Северная Корея делает все возможное, чтобы предотвратить личные контакты с иностранцами, утверждая, что "любой бесконтрольный личный контакт грозит авторитету ее пропаганды и забивает еще один гвоздь в гроб коммунистической диктатуры", писал работавший до недавнего времени в столице Южной Кореи Сеуле сотрудник немецкого фонда социологических исследований Friedrich Naumann Foundation Рональд Мейнардиус (Ronald Meinardius).
Здесь, у горы Кумган на восточном побережье Северной Кореи, что в восьми километрах к северу от демилитаризованной зоны, власти создали странный механизм иностранного обмена, который уже, правда, начинает разваливаться. С момента его создания три года назад около 400 тыс. южных корейцев — почти 1% всего населения Южной Кореи — посетили горы и минеральные источники Северной Кореи, но при этом они практически не вступали в контакт с местными жителями. Даже такой штрих местного колорита, как торговец конфетами домашнего изготовления, который щелкал ножницами и одевался в традиционные одежды, чтобы товар лучше уходил, оказался южным корейцем, работающим по контракту в туристической компании Hyundai Asan.
Туристы путешествуют вдоль обнесенных заборами коридоров, рассматривая из окон автобуса сельскохозяйственный пейзаж XIX века, который запрещено фотографировать. Они оставляют здесь американские доллары, за которые могут приобрести только те ремесленные изделия, которые предоставляет государственная торговая компания.
"Капиталистический образ жизни вреден, как наркотики,— предупредило недавно в редакционной статье официальное агентство печати KCNA, находящееся в столице Северной Кореи Пхеньяне.— Он лишает людей совести, нравственности, любви, творческой энергии и энтузиазма и низводит их до уровня животных. Переход к капиталистическому образу жизни приведет к развалу социализма и сделает страну и народ жертвой империалистов". В этом контексте даже мусор южнокорейского происхождения считается губительным. Каждый круизный лайнер, который привозит сюда несколько сотен туристов, уходит обратно, увозя с собой их мусор. Это признак изоляции.
"Я проработал здесь три месяца и ни разу никого не встретил в деревне",— говорит менеджер компании Hyundai Ким Хан Су (Kim Han Soo), который живет с 230 другими сотрудниками южнокорейских туристических компаний в поселении, тщательно охраняемом подразделениями корейской народной армии.
По мнению его помощника Хан Кеум Суба (Han Keum Sub), который уже работал здесь два года назад, сейчас деревенские жители живут лучше, чем раньше. "Раньше они ходили в очень потрепанной одежде,— сказал он, делая свои заключения на основании наблюдений за людьми с расстояния 400 м.— Сейчас мы часто видим, как они ездят на велосипедах, и одеты они получше".
Изоляция начинается еще в порту у терминала, откуда специально построенная дорога ведет к туристическому комплексу Hyundai: курорт у минеральных источников, два ресторана, магазины сувениров и цирк. Из окон автобуса туристы могут увидеть другую дорогу, тянущуюся в том же направлении,— ей пользуются деревенские жители.
На каждом перекрестке стоит солдат. На главном перекрестке нет светофора, зато стоят два часовых, установлены камеры слежения, очевидно, чтобы предотвратить нежелательное общение между южными и северными корейцами.
В отсутствие автобусов, машин и лошадей северные корейцы передвигаются быстрым шагом. Несколько человек проехали на велосипедах, некоторые тащат тележки на резиновых колесах. Захудалые сельские домишки и некрашеные бетонные здания создают довольно унылый образ страны, поэтому сотрудники северокорейской таможни усердно изымают в порту "контрабандные камеры" с телефотообъективами.
Вид из обогреваемого и освещаемого генератором Hyundai поселения практически полностью перекрывается ярко раскрашенным щитовым забором. Но позади торгующего медом и конфетами северокорейского магазинчика проволочная изгородь, кажется, так и манит искателей приключений рискнуть и сфотографировать деревушку вдали.
"Со всеми этими заборами Север и Юг никогда не смогут объединиться",— проворчал один из туристов, президент южнокорейской химической компании Лим Хеон Сунг (Lim Heon Sung).
Убытки Hyundai растут по мере того, как число туристов падает. Одна из гидов, обеспокоенная перспективами своей работы, сказала: "Туристы из Южной Кореи жалуются на все эти правила, ограничения на камеры и то, что они не могут встречаться с северными корейцами".
Даже в природе — сосновых лесах, простирающихся до хрустальных гор, окутанных белой дымкой,— повсюду видны воздвигнутые человеком барьеры. На одной из подъездных дорог два параллельных забора образуют подобие карантинного коридора, который растянулся на 16 км с часовым через каждые 500 м.
Южные корейцы, отчаянно ищущие возможности контакта с людьми, открывали окна автобусов и настойчиво махали в дождь.
В национальном заповеднике сегрегация распространяется и на туалеты: для южных корейцев и иностранцев Hyundai поставила ярко-оранжевые кабинки, а для северных корейцев сооружены дощатые уборные.
Во время прогулки по горам можно увидеть огромные лозунги на корейском языке, вырезанные на каждой большой скале. Высеченные на века, эти лозунги выглядят так, будто их написал древний правитель Кореи, боявшийся, что потомки забудут его имя.
"Мы гордимся предоставленной нам честью преклоняться перед нашим величайшим вождем Ким Ир Сеном (Kim Il Sung), самым великим за пять тысячелетий",— говорит один из лозунгов об основателе Северной Кореи, который умер в 1994 году. Продолжая династию, сегодня страной правит его сын Ким Чен Ир (Kim Jong Il).
В дополнение к водопадам и горным видам одной из достопримечательностей, которые можно встретить в горах, была возможность увидеть настоящих живых северных корейцев — проводников. Они были двух типов: одни, в тяжелых черных башмаках, должны были помогать людям идти по горным тропам, работа других, в легких теннисных туфлях, фактически тапочках, видимо, заключалась в том, чтобы развлекать. К концу дня на стоянке у автобуса "башмаки" приятельствовали с "башмаками", а "тапочки" с "тапочками".
"Он очень интересовался жизнью в мире, спрашивал о северокорейском судне, потопленном японцами, о войне в Афганистане, спрашивал, на кого теперь могут напасть американцы,— рассказал южнокорейский студент колледжа Сук Джин Вон (Suh Jin Won) об общительном 'тапочнике' с короткой стрижкой, который болтал с ним во время спуска с горы. — Не думаю, что он сотрудник разведки. Он просто был дружелюбным".
Когда колонна автобусов Hyundai выезжала со стоянки, проводники практически синхронно помахали на прощание.
При подъезде к деревне мы застали врасплох женщину, которая у тропинки болтала с часовым. Когда автобусы приблизились, она отвернулась и прикрылась зонтиком.
Перевела АЛЕНА Ъ-МИКЛАШЕВСКАЯ