В Петербурге состоялась премьера фильма Сергея Овчарова "Сказ о Федоте-стрельце" по мотивам известного текста Леонида Филатова. Продюсер Сергей Сельянов и его студия СТВ все ближе к тому, чтобы сделать северную столицу форпостом "народного кино": отсель они будут грозить Никите Михалкову.
"Мы хотим, чтобы этот фильм увидела вся Россия",— заявил на премьере господин Сельянов, только что вернувшийся из Москвы, где он стал "человеком десятилетия" по версии "Золотого овна". До сих пор столь амбициозные заявления делал лишь один отечественный режиссер. Но из уст Сельянова эта фраза звучит уже не просто пустой угрозой: "Федот-стрелец" полностью укладывается в ту жесткую парадигму, к которой эмпирическим путем пришла студия СТВ, со всеми ее национальными особенностями, братьями, сестрами, уродами и людьми. Заключается она в том, что кино сейчас должно быть крайне идеологизированным, на грани манифеста, но при этом жанрово полноценным и внятным "простому человечку". Собственно, к тому же пришел и Михалков, однако его миллионные бюджеты и голливудский лоск против воли делают автора страшно далеким от народа. Петербуржцы же к народу явно ближе и к тому же берут количеством. Успех или неуспех "Сказа", густо замешанного на фольклоре, будет событием знаковым: он покажет, действительно ли россияне так соскучились по всему посконному, корневому и незаимствованному, как принято считать.
Фильм, основанный на вполне невинной юмористической поэме, быстро и неуклонно выруливает на тернистую дорожку социальной притчи. Архетипические персонажи (царь, генерал, баба-яга, красна девица, "маленький человек") и действия, ими совершаемые (битва, свадьба, служба, поход за тридевять земель), отчетливо символичны. Народ в лице Федота (Константин Воробьев) является игрушкой в руках власть имущих — правителя (Андрей Мягков) и военачальника (Владимир Гостюхин). Выполняя одно из бессмысленных заданий руководства, он попадает на край света (читай: в Америку) и оттуда возвращается с целым выводком заморской заразы. Зараза — это персонаж по имени То-чего-не-может-быть (Виктор Сухоруков) и его свита, терминаторы и фредди крюгеры. В финале народ избавляется от собственных добродушных кровопийц, чтобы потом, подстрекаемый иноземцами, устроить невообразимую бучу. Последний план: над свалкой встает Кремль, окруженный небоскребами.
Все, таким образом, просто до неприличия. Самобытный режиссер Овчаров, набивший руку на "Левше", "Небывальщине" и "Барабаниаде", пытается маскировать свой очевидный месседж разными гэгами, и иногда это действительно смешно. И даже комическая парочка временных попутчиков Федота, с пейсами и в хасидских шляпах, выглядит вроде бы милой забавой. На самом деле автор, конечно, серьезен. "Мы все время кому-то подражаем,— говорил он на премьере,— а свое все растеряли. Наше ближайшее будущее — время, когда все будут кашлять и чесаться... Мы мутанты..."
Кровь и почва. Этот лозунг ультраправых вполне можно было бы написать на афише в качестве рекламного слогана. С шутками и прибаутками, с кривой улыбочкой Данилы Багрова и ясными глазами его далекого предка Федота приходит в Россию "национальная идея". Михалковские комбриги и господа юнкера будут всегда плестись в арьергарде, потому что слишком склонны к рефлексии и мелодраме. А у героя должно быть три вещи: ясность в мыслях, образ врага и прослеживаемая генеалогия. И тогда стрелец, пройдя через многовековые унижения, сможет подняться со своей свалки, передернуть затвор и процедить сквозь зубы: "Сила — в правде".
СТАНИСЛАВ Ъ-ЗЕЛЬВЕНСКИЙ, Санкт-Петербург