Российский капитал ищет новые высокотехнологичные отрасли для инвестиций. Интернет и информационные технологии (ИТ) не оправдали радужных надежд инвесторов. Теперь они проявляют острый и вполне оправданный интерес к науке. Крупнейшие корпорации готовы вкладывать свой капитал в прикладные и венчурные разработки, государство — субсидировать фундаментальные исследования.
Деньги есть
Структура инвестиций в российские высокие технологии вновь изменилась. Считавшийся привлекательным в течение последних трех лет интернет-сектор (наибольшие инвестиции в сайты — по разным оценкам, около $100 млн — были сделаны в 2000 году) отошел в глазах инвесторов на второй план: сообщения о закрытии "дот-комов" в прошлом году появлялись едва ли не еженедельно. Взлет экономических показателей системных интеграторов (Ъ подвел итоги года в ИТ-индустрии 21 декабря) также не прибавил оптимизма венчурным инвесторам: маржа на этом изрядно вытоптанном рынке невысока, прогнозы роста, даваемые аналитическими агентствами, оправдываются с точностью чуть ли не до доллара, к тому же абсолютное большинство владельцев компаний пока не готово к продаже своей собственности сторонним инвесторам.С другой стороны, у российских компаний, оперирующих в сырьевых и перерабатывающих отраслях, появились свободные деньги на непрофильные проекты. Хитом прошлого года стала аграрная индустрия: по примеру предпринимателя Сергея Лисовского сельским хозяйством увлеклись металлургические компании и банки, создающие межотраслевые финансово-промышленные группы. Промежуточный итог таков: в 2001 году объем производства в сопутствующей новоявленным аграриям микробиологической отрасли практически удвоился, тогда как ВВП вырос всего на 5,5%. Наступивший год также вряд ли станет исключением из правил диверсификации: в розничный бизнес подался очередной крупный игрок — ЮКОС (см. стр. 4).
Впрочем, расширение за счет непрофильных отраслей — не единственный способ повышения доходности бизнеса. А потому нефтяники и металлурги активно взялись за прикладные научные исследования. Суммы, выделенные в 2001 году предприятиями на проекты вроде усовершенствования способов добычи и переработки минералов ($2-3 млрд), сопоставимы с оборотом ИТ-рынка и немного не дотягивают до объемов сектора телекоммуникаций.
Улучшение показателей работы газовой турбины на 0,5%, помноженное на общее количество турбин в отрасли, способно принести колоссальный экономический эффект. И неудивительно, что спрос российских компаний на инновации крайне высок. Однако не меньшие дивиденды способно принести и фундаментальное научное изобретение, доведенное до состояния продукта и выпущенное, например, на потребительский рынок. Не случайно новый игрок российского рынка венчурных инвестиций — фонд NEF (New Economy Fund) — начал свою работу с изучения накопленного российскими учеными опыта в области водородных технологий. NEF, намеревающийся инвестировать до $100 млн в научные проекты,— совместное предприятие холдинга "Интеррос" и группы компаний A. Partners, репозиционировавшейся из интернет-холдинга в компанию, занятую инвестиционным консалтингом. Достаточно сказать, что одно из дочерних предприятий A. Partners с говорящим само за себя названием "Интернет-инкубатор" сейчас активно занимается поиском экономически перспективных проектов изготовления так называемых топливных ячеек (батарей, работающих на спирте и гораздо более эффективных, чем традиционные аккумуляторы).
Основным препятствием для проникновения венчурных денег в государственные исследовательские институты директор "Интернет-инкубатора" Андрей Вакуленко считает законспирированность проводимых исследований: "Когда я прихожу в институты, мне так и говорят: 'У нас и так уже четыре шпиона сидит, и никто не хочет быть пятым'".
Нужны люди
Государство фактически сохраняет монополию на прикладные разработки (скажем, "Газпром" пользуется услугами ученых государственных НИИ) и тем более на фундаментальные научные исследования. Интересно при этом, что замороженные еще в начале 90-х проекты в области материаловедения, биотехнологий, физики и микроэлектроники продолжали развиваться — на иностранные деньги. Так, например, у таких крупных компаний, как Intel, Motorola, Samsung, в России все это время работали свои исследовательские центры и группы.Интерес государства к науке возобновился в прошлом году не случайно. Во-первых, осталось совсем немного времени до 2003 года, когда, по прогнозам, степень износа основных фондов на российских предприятиях достигнет предельного уровня; уже по итогам 2000 года этот показатель превысил 52,4%. Во-вторых, динамика показателей промышленного роста также не воодушевляет: в 2001 году он оказался вдвое ниже, чем за два предыдущих, а доля инновационных продуктов в промышленном производстве — ничтожно малой.
Да и сама фундаментальная наука начала подавать признаки жизни. Так, в ноябре прошлого года был наконец сформирован совет по науке и высоким технологиям при президенте. На этот совет возложены функции "информирования главы государства о положении дел в сфере государственной научно-технической политики, обеспечения его взаимодействия с научными организациями и деятелями науки, выработки предложений по определению приоритетных направлений этой политики". Работу совета координирует вице-премьер, министр промышленности, науки и технологий Илья Клебанов. Примерно через месяц его министерство должно подготовить список приоритетных отраслей новых технологий, куда могут вкладываться бюджетные деньги. Важная роль отводится господину Клебанову и в секторе биотехнологий. С этого года он председательствует в организованной премьер-министром межведомственной комиссии по биотехнологиям, которая призвана рассматривать и реализовывать государственные программы в области биологических исследований.
Увеличены и бюджетные ассигнования на науку: в бюджете-2002 на фундаментальные исследования заложено 30,3 млрд руб., что на 37% больше, чем в прошлом. Где-то на пересечении государственных и частных инициатив находится и озвученный Владимиром Путиным проект развития технопарков — своего рода бизнес-инкубаторов с налоговыми льготами для компаний, занимающихся научными исследованиями.
Охвативший чиновников и предпринимателей интерес к науке объясним. Однако пока не ясно, сможет ли отечественная исследовательская индустрия полностью удовлетворить его. Вопрос даже не столько в финансах, сколько в менеджменте научных проектов: обучение нового типа специалистов не поспевает за быстро меняющимися веяниями в индустрии.
Питер Сенге (Peter M. Senge), видный теоретик американского менеджмента, в своем бестселлере "Пятая дисциплина. Искусство и практика самообучающейся организации" лишний раз подтвердил довольно банальную истину: причина и следствие разъединены во времени и пространстве. Очевидная неспособность отечественной науки сегодня реализовать в промышленных масштабах накопленный потенциал инноваций, по-видимому, объясняется прежде всего нехваткой управленцев, способных реализовать коммерческий потенциал изобретений.
В сегодняшней ситуации очевидно, что тезис Сенге работает: кадровый голод, остро ощущающийся и в бизнесе и в госструктурах,— следствие утечки мозгов, подтачивавшей индустрию в первой половине 90-х. С другой стороны (опять же по Питеру Сенге), сейчас абсолютно неизвестно, к каким результатам приведет совместная инновационная политика государства и бизнеса через очередной пятилетний срок.
СЕРГЕЙ Ъ-КОЛЯДА