— С 1 января 2002 года налоговое законодательство изменилось. Значит ли это, что налоговая реформа продолжается?
— Налоговая реформа идет. Правда, не всегда понятно, куда и в каком направлении. И проблема здесь не в том, принимаются ли новые налоговые законы, а в том, что именно мы понимаем под налоговой реформой. Если под налоговой реформой мы понимаем кодификацию норм налогового законодательства, то, в общем, она продолжается достаточно успешно. Мы начинали налоговую реформу, когда у нас были разрозненные налоговые законы, не связанные между собой, не было единой налоговой системы. А сейчас единая налоговая система уже создана и продолжает совершенствоваться. Это реальность. Другой вопрос, что под налоговой реформой, по-видимому, не совсем правильно понимать только кодификацию налоговых законов. Это, кстати, была основная ошибка тех, кто решил, что налоговую реформу можно провести принятием Налогового кодекса. На мой взгляд, Налоговый кодекс — не цель, а средство осуществления налоговой реформы. Направление же налоговой реформы определено в послании президента.— Что, на ваш взгляд, действительно является реформой?
— Если мы говорим про 13-процентный налог на доходы физических лиц — это реформа. 24-процентный налог на прибыль, регрессивная шкала единого социального налога — реформа. Можно перечислять еще очень многие меры, которые являются реальной реформой налоговой системы как с правовой, так и с экономической точки зрения. Но в первую очередь это — принятие общей части Налогового кодекса, установившей правила, обязательные как для налогоплательщиков, так и для налоговых органов, гарантии законных прав и интересов налогоплательщика и государства и ответственность за их нарушение, а также тот факт, что в течение вот уже трех лет эти правила остаются неизменными. Мы наконец приходим к тому, что Налоговый кодекс становится законом прямого действия — уходят в историю постановления правительства или приказы МНС, которые, по существу, устанавливали налоги, определяли, как они взимаются и т. д. То есть в этом плане реформа, безусловно, идет. Другое дело, что все вышеперечисленное — это на самом деле в основном достижения прошлого. После принятия главы Налогового кодекса о налоге на прибыль уже прошло полгода. И сейчас можно оценить, что произошло за эти полгода, ведь изменения в налоговое законодательство продолжали вноситься.
— И что же произошло?
— Главное — поправки в законодательство о едином социальном налоге, которые вызвали много споров. С одной стороны, идет пенсионная реформа, создается индивидуальная накопительная система. Естественно, в соответствии с пенсионной реформой должно было измениться и налоговое законодательство по единому социальному налогу. И закон был изменен с тем, чтобы пенсионная реформа могла осуществляться. Одновременно мы значительно улучшили законодательство, сделали его более четким, понятным. Но только ли технического улучшения закона мы ждали? Для того чтобы ответить на этот вопрос, имеет смысл открыть постановление Госдумы, которое принималось при первом чтении законопроекта летом прошлого года. Дума приняла решение о том, что при доработке указанного законопроекта должны быть сделаны определенные шаги. Давайте посмотрим, что из этого сделано, а что нет.
Первое — предусмотреть снижение предельной ставки единого социального налога, то есть снизить ставку, снизить налоговое бремя. Это, может быть, самое важное, потому что на сегодняшний день непомерная ставка единого социального налога продолжает оставаться главной преградой на пути выведения заработной платы из тени. У нас по-прежнему сохраняются и "черные", и "серые" схемы выплаты зарплат именно потому, что не могут налогоплательщики столько платить, это убивает производство. Часто говорят о том, что регрессивная шкала оказалась неэффективной. Это неправда. Регрессивная шкала даже в тех условиях, в которых она действует, оказалась эффективной. Даже сейчас она привела к улучшению собираемости этого налога. Но ее поставили в такие жесткие рамки, что она не может полноценно работать.
— Так все-таки — регрессия совсем не сработала?
— Нет. Частично она сработала и дала результат, хотя и не тот, который мог быть достигнут. Помимо жестких ограничений на ее применение сказалось еще и то, что год был переходный, администрирование этого налога было передано от Пенсионного фонда МНС. Мне кажется, что Пенсионный фонд не сделал ничего, чтобы этот период прошел менее болезненно.
— Зачем?
— Чтобы доказать, что МНС собирает этот налог неэффективно. Кстати, очень интересный момент. Администрирование этого налога было основной функцией Пенсионного фонда. Требовало наибольших трудовых затрат, скажем так. Уже год ПФ не занимается сбором этого налога, а количество его работников не только не уменьшилось, а наоборот, увеличилось. Может быть, имело бы смысл подумать о том, чтобы за счет сокращения расходов фонда на содержание своего аппарата увеличить пенсии. Это позволило бы более эффективно использовать наши пенсионные отчисления. А может быть, и на уменьшение ставки налога средства остались бы.
— Вернемся к постановлению Думы. Что еще депутаты планировали сделать, но так и не сделали?
— Предполагалось включить в законопроект положение, дающее налогоплательщику свободный доступ к использованию регрессивной шкалы, и предусмотреть снижение предельной величины размера выплат, налогообложение которых происходит по пониженной ставке, со 100 тыс. рублей до 75 тыс. рублей. Но и это не сделано. Вот вам и ответ на вопрос, продолжается налоговая реформа или нет. По крайней мере, в этой части.
И наконец, следовало создать механизм налогового администрирования вычета по единому социальному налогу, с тем чтобы общая налоговая нагрузка на фонд заработной платы не возросла. И это было сделано. Однако в последний момент в нарушение всех процедур принятия законов по настоянию Пенсионного фонда депутаты одобрили такую поправку, что теперь законно применить данный вычет нельзя. Да, прозвучали неформальные заверения и Минфина, и МНС о том, что они не будут придираться к налогоплательщикам, применяющим налоговый вычет. Но одно дело — обещания Минфина и МНС, а другое дело, что порядок применения этого вычета должен быть установлен законом.
— И все-таки, что делать в данной ситуации налогоплательщикам: применять им "незаконный" вычет или нет?
— Вычет, безусловно, применять надо. Более того, если по какой-то причине налоговые органы откажут в вычете, всегда остается возможность признать принятый закон неконституционным. Если изменение закона фактически приводит к увеличению налогового бремени на 14% (т. е. ухудшает положение налогоплательщика), то в любом случае это будет признано неконституционным. У меня нет в этом сомнений. Другое дело, что далеко не каждый налогоплательщик имеет возможность ходить в суды, вести длительные тяжбы с налоговыми органами. Многие махнут рукой и скажут: зачем мне это нужно, я лучше как платил "черную" зарплату, так и буду платить.
— В таком случае, разве это не конец налоговой реформы? Налогоплательщик просто перестанет доверять всем обещаниям о снижении ставок налогов и больше не захочет легализовывать свои доходы?
— Это самый больной вопрос — доверие налогоплательщиков государству. Наш налогоплательщик не доверяет государству исторически. Все, что в последние три-четыре года делалось нами в налоговом законодательстве, было направлено на создание этого доверия. Но действия, подобные описанным выше поправкам в единый социальный налог, убивают это доверие. А если не будет доверия, то никакое снижение ставок налогов не поможет. Налоговая политика государства должна быть предсказуемой. Как бы мы ни говорили о важности ставок налогов, все равно основное — это правила игры. Налогоплательщик должен знать, что правила игры установлены законом раз и навсегда. Или на очень большой промежуток времени. И они не могут изменяться в зависимости от сиюминутных интересов чиновников.
Но, к сожалению, ни Пенсионный фонд, ни Минфин эта проблема не волнует, т. к. для них налогоплательщик — лицо неодушевленное, не более чем источник выкачивания денег. Наша же задача состоит в том, чтобы налогоплательщик поверил государству. И до тех пор пока этого не произойдет, налоговая реформа не сможет успешно продолжаться. А принимать законы можно абсолютно любые. Даже самые дикие.
— Почему же Дума принимает дикие законы, а свои обещания не выполняет?
— В данном случае причина — очень серьезное противодействие, в первую очередь руководства Пенсионного фонда, и, по существу, беспринципная позиция Минфина в лице Сергея Шаталова (первый замминистра финансов), который отвечает в правительстве за налоговую реформу. Дело в том, что для Пенсионного фонда существует приоритет — он должен получать деньги. И это я готов понять. Но, строго говоря, Пенсионному фонду абсолютно наплевать на все остальное, в том числе и на федеральный бюджет, и на налоги. Главное, чтобы были деньги у ПФ. Непонятно другое — почему представителями правительства интересы бюджета не отстаиваются так же, как Михаилом Зурабовым (председателем Пенсионного фонда) интересы Пенсионного фонда. Последний, по-видимому, сумел убедить всех, что приоритеты Пенсионного фонда важнее, чем приоритеты бюджета. Самое печальное, что все сошлись на том, что в любом случае они гораздо важнее приоритета интересов налогоплательщиков.
— То есть налоговая реформа была принесена в жертву пенсионной?
— Я бы сказал так: налоговая реформа принесена в жертву Пенсионному фонду, а не пенсионной реформе, потому что интересы Пенсионного фонда и пенсионеров на самом деле далеко не одно и то же.
— Почему так происходит?
— К сожалению, сейчас на налоговую реформу очень сильно влияет субъективный фактор. Он заключается в следующем: у нас за налоговую реформу всегда отвечало ведомство, которое либо собирало налоги и тогда пыталось создать законодательство под себя, чтобы было удобно их собирать, либо Минфин, который деньги аккумулирует и тратит. При этом интересы экономической политики, а налоговая реформа должна быть составной частью экономической политики, абсолютно не волнует ни то, ни другое ведомство. Я считаю, что ни Минфин, ни МНС в принципе не должны определять стратегию налоговой реформы.
— А кто должен?
— Например, Минэкономразвития. Это было бы более правильным. По-видимому, целесообразно создать и специальный совет по налоговой реформе при президенте, в котором эти вопросы смогут обсуждаться объективно с привлечением лучших специалистов и представителей всех заинтересованных ведомств, а согласованные и взвешенные решения облекались бы в форму законодательной инициативы президента. Может быть, хотя бы в этом случае мы перестанем слышать постоянные ссылки на цены на нефть как основание проводить или не проводить налоговую реформу.
Существует истина, которую знает весь мир,— снижение налогов увеличивает налоговую базу. Однако до тех пор пока налоговую политику страны будет определять Сергей Шаталов, который, по-видимому, в силу своей профессии (он — математик) просто не в состоянии понять эту истину, цены на нефть будут волновать представителей Минфина гораздо больше, чем налоговая реформа. Разве что за исключением вопроса о том, как бы удержаться в собственном кресле.