Сегодня вечером после трехлетнего перерыва Алексей Ягудин опять станет чемпионом Европы. Потому что Евгений Плющенко, единственный фигурист, который мог бы ему помешать, остался в Петербурге, где спешно, всего за месяц до начала Олимпиады, готовит совершенно новую произвольную программу на музыку Бизе из оперы "Кармен". А здесь, в Лозанне, после великолепного исполнения трехкратным чемпионом мира короткой программы участники мужского турнира одиночников фактически разделились на Ягудина и всех остальных. С АЛЕКСЕЕМ ЯГУДИНЫМ беседует корреспондент Ъ ВАЛЕРИЯ Ъ-МИРОНОВА.
— Вы с Татьяной Тарасовой и хореографом Николаем Морозовым уже много раз баловали публику своими мини-шедеврами. Однако столь изысканной короткой программы, похоже, у вас еще не было...
— Скажу больше: исполняя именно эту программу, я и сам испытываю ни с чем не сравнимое удовольствие. А Татьяна, когда кому-то рассказывает о ней, утверждает, что зрители, где бы мы ее не показывали, прямо-таки обожают ее. И кокетливо добавляет: мол, ее тренерский стаж насчитывает уже 36 лет, а она еще совершенствуется. Кстати, Тарасова, из чьих уст клещами не вытащишь похвалы, на этот раз вдруг расщедрилась. "Молодец,— говорит,— уж если ты после короткой заставил зрителей подняться с мест, то когда будешь исполнять произвольную они, вот увидишь, начнут вскакивать уже где-то в середине". Мне даже пришлось ее немножко урезонить. "Главное, Татьяна Анатольевна, чтобы, встав, люди потом не ушли",— пошутил я.— Как же вам удалось после всех неудач прошлого года найти в себе столько сил, чтобы выбраться из ямы?
— Искренне говорю: я плакал. Заеду на машине куда-нибудь в лес — и знай себе терзаю душу в одиночестве. Мало того, что проиграл все основные турниры прошлого сезона, так вдобавок и на Играх доброй воли в Брисбене опозорился. Да как! Честное слово, вообще в сентябре хотел с фигурным катанием завязать. Спасибо президенту нашей федерации. Именно Валентин Писеев посоветовал нам с Татьяной Анатольевной обратиться за помощью к известному в спортивном мире психологу Рудольфу Загайнову. Конечно, всех секретов нашей с ним работы я раскрывать не стану, но главный ее итог теперь уже очевиден: я вновь могу совладать со своими нервами и, как следствие, не проиграл с сентября ни одного соревнования. А Тарасова с Загайновым ежедневно заверяют меня, что это, мол, только начало. Естественно, имея в виду Олимпийские игры в Солт-Лейк-Сити.
— Вам не приходило в голову, что пока вы с Плющенко, а также ваши тренеры ведете между собой когда очный, а когда заочный спор, кому из вас двоих суждено стать олимпийским чемпионом, в Солт-Лейк-Сити на первое место возьмет и проскочит кто-то третий?
— Мне, во всяком случае, трудно представить, что это произойдет. А кто, собственно, способен у нас выиграть? Впрочем, в этой жизни случиться может всякое. Кто, например, мог представить, что на Играх доброй воли я стану лишь третьим? Или что Алексей Урманов в 1994 году при безоговорочном тогда лидерстве Курта Браунинга и Элвиса Стойко станет олимпийским чемпионом? Поэтому раньше я все время соревновался с кем-то, а теперь, когда начал работать с психологом, понял, что единственный мой соперник — я сам. В первую очередь надо решать свою собственную задачу, а потом уже будь как будет. Конечно, мне хочется, чтобы на Олимпиаде выиграл именно я, а не Женя. Но он-то наверняка верит в обратное. А оба мы даже думать не хотим о том, что между нами проскочит еще кто-кто. Ведь, собственно, борьбу за победу на всех без исключения турнирах двух последних лет вели только Плющенко и я.
— Льстит ли вам ажиотаж вокруг вашего соперничества с Плющенко?
— Мне было неимоверно тяжело проиграть все прошлогодние соревнования, когда мы с Женей находились словно под микроскопом зрительского интереса, но, думаю, Плющенко также испытал шок, заняв лишь четвертое место на чемпионате мира 2000 года в Ницце. А ведь люди, собственно, только и идут посмотреть на нашу с ним борьбу. Не скрою: осознание этого отнимает силы и психологически осложняет наше и без того острейшее соперничество.
— Вам довелось работать с двумя грандами тренерского искусства — Алексеем Мишиным и Татьяной Тарасовой. Чему вы научились у каждого из них?
— Я счастлив, что около восьми лет занимался с Мишиным и до сих пор использую те знания в прыжковой подготовке, которые дал мне именно он. Однако уверен, что принял правильное решение перейти потом к Тарасовой, которая придала импульс для моего дальнейшего развития. Хотя, помню, от этого шага меня отговаривало все мое близкое окружение, включая маму. Она не хотела потерять сына, поскольку прекрасно понимала, что, уйдя к Тарасовой, я из Питера перееду в американский Хартфорд. Да и чемпионом Европы и мира я стал, будучи учеником Мишина. А Татьяна Анатольевна, говорили мне, тренер танцоров, не сможет тебя подготовить.
— Практика, однако, показывает иное.
— Я не могу сказать, с кем из этих двух совершенно разных тренеров мне было легче работать, однако я несказанно рад тому, что Тарасова сумела вытащить из меня артистичность. И наконец-то, когда я теперь катаю ту или иную свою программу, я понимаю, о чем она. Раньше, у Мишина, я был вполне доволен уже тем, как, исполняя номер, делал свои прыжки. Таким образом я понял наконец, зачем Тарасова заставляла меня смотреть фильмы, спектакли, балеты. Мы, фигуристы,— все-таки не прыгуны с шестом, от которых требуется преодолеть определенную высоту — и все. Мы еще и артисты. Вот за осознание этого момента я и благодарен в первую очередь Татьяне.
— Вы полностью доверяете тренеру, когда дело касается воплощения на льду того или иного образа?
— Я могу с ней долго спорить, но побеждает всегда тренер. Например, когда мы в этом году занялись постановкой короткой программы, я целых две недели доказывал ей что-то свое в отношении дорожки шагов: мол, не доеду, устану. Она уперлась: делай, Леша, и все. В результате обе программы повергли в шок даже меня самого. Признаться, мне никогда не нравилось, как я катался. Но увидев себя в видеозаписи в этом году, я, извините, обалдел. Так что в плане постановочной части Тарасова — великий мастер.
— Судя по вашей "новой" фигуре, вам в олимпийском сезоне удалось привести в порядок не только нервишки...
— Так уж, видно, русский человек устроен: пока совсем не припрет, менять ничего не станет. Вот и я: сначала проиграл все, что мог, а потом в пожарном порядке начал худеть. Сбросив меньше чем за полгода целых 10 кг, я понял, что чувствуют перманентно находящиеся в этом процессе все женщины мира. Какой же я был злой, когда ходил голодный и после каждого очередного съеденного яблочка, утреннего и вечернего туалета, после тренировки и перед ней — раз по десять на дню — вставал на весы. 200 г плюс — и у меня уже трагедия. Выхожу на лед, пытаюсь четверные прыгать, а ног под собой от слабости не чую. А потом как-то незаметно втянулся в новый режим, организм полностью адаптировался, и теперь я даже не катаюсь, а порхаю надо льдом, как бабочка.
— Каким вам видится сценарий вашей жизни после Олимпиады?
— Сейчас гораздо выгоднее быть хорошим фигуристом в любителях, чем переходить в профессионалы и участвовать исключительно в шоу. А если учесть, что я с каждым днем чувствую себя все лучше и лучше и мне всего лишь 21 год, то очень может быть, что останусь в статусе любителя и до следующей Олимпиады. К тому же я очень люблю соревноваться. Кстати, следующее олимпийское четырехлетие опять только я да Женя всю интригу создавать на турнирах будем. Тодд Элдридж и Элвис Стойко после Олимпиады уйдут, Тимоти Гейбл только учится кататься, китайские парни — тоже. Так что уходить в профи нет никакого смысла. Да я и не хочу.
— А что хотите? Кроме, конечно, олимпийского "золота".
— Вот еще только жениться. Мечтаю прямо-таки найти себе самую обыкновенную девчонку, которая бы понимала меня и заботилась. А то надоело уже жить одному с собакой. Мой коккер Лори хотя и умный и преданный песик, но близкого человека все равно ведь не заменит. Я много в своей жизни пережил, оттого, наверное, считаю себя более взрослым человеком, нежели большинство моих сверстников. И все, чего я теперь хочу, хотят, наверное, все люди на земле — счастья и спокойствия. А еще когда-нибудь стать тренером.
— Таким, как Мишин и Тарасова?
— Это уж как получится. А пока, если у меня выдается минутка-другая, я обожаю учить детей. Татьяна, правда, ворчит, боится, что, стоя на льду, я непременно простужусь. Ну как я могу отказать, если меня и сами ребята, и их родители постоянно просят что-то им показать, что-то подсказать? Но когда я недавно был в России, меня поразило, насколько наши дети талантливее американских. А самое отрадное — что у нас, похоже, опять бум в фигурном катании назревает. На одном только московском стадионе "Локомотив" я уйму будущих талантов углядел. А американский ребенок придет на каток, с тренером про школу сначала пощебечет, потом между прочим пойдет сделает какой-нибудь прыжочек и опять стоит треплется. Со мной у них такие штучки не проходят. Дядя Леша там, как положено в России, с палкой стоит, всех гоняет: иди и делай! Они, бедные, от такого обращения в шоке. Ну... идут и все-таки делают.