Событие недели — "Покойник" (The Dead, 1987) ветерана американского кино Джона Хьюстона (1906-1987) (11 января, ТВЦ, 0.50, *****). Он снимал его уже тяжелобольным, парализованным и не дожил нескольких дней до триумфальной премьеры на Венецианском фестивале. Джон Хьюстон — фигура легендарная. Достаточно сказать, что именно в его фильмах сыграла свои первую и последнюю роли Мэрилин Монро.
Боксер, наездник, репортер, игрок, солдат, Хьюстон в юности, как гласит легенда, участвовал в мексиканской революции в рядах армии Панчо Вильи. Возможно, именно тогда выработалась главная нота его творчества: Джон Хьюстон — певец безнадежного дела, романтик поражения. Для него важна не победа, а способность человека решиться на безумное предприятие, бросить вызов судьбе и природе. Его героями становились китобои, преследующие Моби Дика, и авантюристы из новеллы Киплинга, подчиняющие себе мифические гималайские княжества, гангстеры, идущие на последнее дело своей жизни, и обреченные золотоискатели Мексики. "Покойник" — завещание режиссера, рассказ о последней битве, которую ведет любой человек, битве со смертью. Все безнадежные дела, которые он воспевал, отступили перед величием и безнадежностью главного — самой жизни. Но Хьюстон не был бы Хьюстоном, если бы пошел распространенным в Голливуде путем наименьшего сопротивления, выдавливая слезы у зрителей живописанием умирания какого-нибудь гордого старика, своего альтер эго. Отнюдь нет. В основу фильма положен рассказ Джемса Джойса (James Joyce) из сборника "Дублинцы". В рождественские дни две старые дамы и их племянница, как и каждый год, собирают у себя изысканное общество. На экране — сплошной натюрморт, фамильное серебро, разговоры ни о чем, в которых вдруг встают призраки тех, кого уже нет в живых. Лишь в последних кадрах, в финальном монологе героя окна особняка распахиваются на пустынные кладбища под луной. Трудно представить себе другой фильм, в котором столь гламурный, классицистический визуальный ряд нес бы в себе столько печали и столько решимости принять и этот, последний вызов, вызов смерти.Еще одно своеобразное и очень достойное завещание мастера старой школы — "Нелли и господин Арно" (Nelly et M. Arnaud, 1995), последний фильм Клода Соте (1924-2000) (12 января, "Культура", 22.25, ****), работавшего в свое время с Роми Шнайдер на нескольких ее лучших картинах. Отошедший от дел пожилой человек ангажирует юную и безработную женщину перепечатывать его мемуары. Само собой, рождение чувства между ними неизбежно: иначе было бы незачем и огород городить. Причем Клод Соте мастерски избежал искуса подсматривания. Любовь выражает себя не через обнаженку, а через бытовые невинные жесты, мелочи жизни, как, кстати, назывался один из его фильмов. Великолепен актерский дуэт: корявый Мишель Серро (Michel Serrault), переигравший на своем веку немерено сексуальных монстров, и ледяная, изысканная Эмманюэль Беар (Emmanuelle Beart), которая через несколько лет станет для широкой французской публики воплощением идеальной "французской женщины". К счастью, теленеделя не превращается в сплошной реквием по великим режиссерам прошлого. Есть чем похвастаться и 90-м. На ОРТ — сказка Тима Бартона (Tim Burton) "Эдвард Руки-ножницы" (Edward Scissorhands, 1990) (12 января, 23.50, ****). Страшноватый Пиноккио, Эдвард — недоделанная марионетка покойного Изобретателя, сыгранного звездой кинематографа ужасов былых времен Винсентом Прайсом (Vincent Price). Вместо рук у него — длинные ножницы. Извлеченный из готического дома, где он живет, наподобие мертвеца, не осмеливающегося лечь в могилу, Эдвард попадает в мещанский американский рай, населенный, как вначале кажется, одними женщинами. Он становится их баловнем: кто, кроме Эдварда, может так фигурно подстричь деревья в их садиках или подстричь любимого пуделя. Один из самых завораживающих эпизодов фильма — визит к Эдварду местной нимфоманки, охотницы за водопроводчиками. Она склоняет невинное чудовище подстричь ее рыжие кудри. Подобно Хичкоку, Бартон снимает сцену стрижки так, что зритель не в состоянии понять, при чем он присутствует: при акте насилия, возможно, убийства или при сцене любви.
В роли Эдварда Джонни Депп (Johnny Depp) едва ли не в первый раз затеял флирт с потусторонним, если не демоническим началом, нашел свою тему, которая принесла ему в 90-х всемирную славу. Другой достойный образец молодого американского кино — "Игра" (The Game, 1997) Дэвида Финчера (David Fincher), своеобразный набросок к его шедевру "Бойцовский клуб" (Ficht Club, 1999) (12 января, ОРТ, 21.30, ***). Финчер доводит в "Игре" до полного абсурда такой распространенный мотив американского кино 80-90-х годов, как "яппи в опасности". В дикую жизнь, смертельно опасную игру оказывается брошенным и герой Финчера, которому непутевый брат дарит на день рождения некую роль в некой игре. Но эта игра сродни "Вавилонской лотерее" из рассказа Борхеса: играешь не столько ты, сколько тобой. И счастливый конец кажется обманкой, словно после финальных титров начнется новый раунд, в котором герой Майкла Дугласа (Michael Douglas), быть может, и не уцелеет.
По сравнению с умными и многосмысленными фильмами Бартона и Финчера воистину шоковое впечатление производит "Американский пирог" (American Pie, 1999) Пола Вейца (Paul Weitz) (13 января, РТР, 23.15, *), имеющий все основания претендовать на звание самого тупого фильма всех времен и народов. Тема стара, как цивилизованный мир: школьники любой ценой стараются перед поступлением в университет лишиться девственности. Но как они стараются! Кажется, в мире нет человека, который бы не слышал о кульминационной сцене "Американского пирога" — спаривании одного из героев с этим символом американского уюта и благопристойности. Но и отечественное кино может успешно конкурировать с американским по части идиотизма. Комедию Максима Воронкова "Шуб-баба Люба!" (2000) невозможно квалифицировать иначе, как акт злостного хулиганства, коллекцию самых дурных и сальных шуточек, которые только можно и нельзя вообразить (13 января, РТР, 18.20; 14 января, РТР, 9.25, *).