90 лет назад "Огонек" писал о борьбе москвичей с уплотнительной застройкой. Журнал рассказывал о том, как жители многоквартирных домов отстояли свои права в конфликте с застройщиком. "Уменьшается жилая площадь, увеличивается население Москвы,— констатировал журнал.— Фактическая жилая площадь уже наполовину меньше скупой жилищной нормы Моссовета (в 1926 году она была 5,3 квадратных метра на человека.— "О"). Есть и такие углы в столице, где семья в три-четыре человека живет на одной квадратной сажени (4,6 квадратных метра.— "О"), где и холодно, и темно, и сыро, и до ужаса тесно. Но все-таки это кров, это лучше, чем под открытым небом". "Именно поэтому все население группы полуразрушенных домов по улице Кропоткина встало на защиту своих интересов, когда узнало, что их дома сданы одному из московских жилищно-строительных кооперативов на право застройки,— рассказывал "Огонек".— Еще больше взволновались жильцы, когда увидели, что кооператив свозит стройматериалы и готовится к сносу одних домов и капитальному ремонту других. Кооператив предъявил несколько десятков исков к недовольным жильцам". Дело рассматривал народный суд, в который входили "председатель — народный судья товарищ Кремнев, заседатели — работница фабрики бывшего Лямина и рабочий Московской ткацкой мануфактуры". "И вот в солнечный день у стены развалившегося дома плотно окруженный "ответчиками" заседал народный суд Кропоткинского участка,— писал журнал в августе 1926 года.— Самым внимательным образом были осмотрены строения и комнаты жильцов, выяснено их социальное и имущественное положение. Все рабочие, есть инвалиды, много безработных. Потратив на это полдня, суд решил обязать кооператив закончить восстановление домов к 1 сентября, принять в число своих членов всех желающих жильцов и предоставить им жилье в первую очередь, жильцам же было предложено выехать из домов на время работ". Народный суд создал прецедент, который, впрочем, не получил распространения.
Есть и такие углы в Москве, где семья в три-четыре человека живет на одной квадратной сажени, где и холодно, и темно, и сыро, и до ужаса тесно. Но все-таки это кров