Писатель Геннадий Гор (1907-1981) — выпускник Ленинградского университета, один из издателей журнала "Нева", в 1930-х — автор авангардных рассказов, в 1940-х — романов из жизни ученых ("Университетская набережная"), в 1960-х — научной фантастики ("Докучливый собеседник"), в 1970-х — философских романов ("Геометрический лес"). Роман "Корова" — 70-летней "выдержки", то есть написан в авангардно-формалистический период его творчества.
"Беременная баба пасет беременную корову. Они медленно передвигаются, объединенные одним хозяйством и одинаковым положением. С грустным видом они ходят по веселой траве, под веселым небом" — таким слогом писатель живописует борьбу колхозников с кулаками. В финале как бы побеждают колхозники. Видимо, поэтому автор предисловия Андрей Битов называет Гора "перепуганным талантом". "На стене товарищ Калинин улыбается веселой улыбкой Михаила Ивановича. Бумага смеется чернилами", "Быт поворачивается, как бык", "Книги приучают его читать книги и учиться. Кино воспитывает вкус и заражает революционным энтузиазмом. Кино заменяет вино" — да за такого "напуганного" двух "непуганых" дают."Напуганность" Гора сродни скорее "Зависти" Олеши, поэме Маяковского "Хорошо" или фильму Медведкина "Счастье", но никак не расчетливой романтике Гайдара или Фадеева. В его утопическом мире постоянно чувствуется тревожное напряжение. Как в блоковских "Двенадцати": то ли Христос впереди их ведет, то ли идет, потому что они его приговорили и куда-то ведут,— так и в "Корове". То "вражеский" поп обличает "антихристианский коммунизм". То кулакам оказывается не чуждо творческое начало: разгромив колхозную избу-читальню, они, словно провозвестники нынешних художников-концептуалистов, поверх любительских фресок смолой выводят слово из трех букв.
Да и заканчивается роман вовсе не той коровой, с которой начался. Катерина Оседлова, та самая беременная баба, из жены наемного батрака превращается в активистку: до нее "старухи и молодухи" обслуживать государство не торопились. Но, подробно описывая ораторские подвиги Катерины, автор как будто игнорирует подходящую возможность для финала: новорожденный ребенок первой колхозницы вполне мог бы олицетворять будущее коммунизма. Вместо этого роман заканчивается прямо апокалиптической картиной: врагам удается поджечь огромную "показательную корову голландской породы". Горящий символ из последних сил гонится за кулаком.
Для непримиримых противников раскулачивания и коллективизации в новой книге публикуются и другие талантливые, но не столь "перепуганные" произведения Геннадия Гора. Платоновскую линию продолжают трагические рассказы "Пила" (1939) и "Ульянушка" (1938). А парадоксальную хармсовскую традицию — рассказ "Маня" (1938), повествующий о том, как от Петрова "понемножку" уходила его жена: "И думалось ему, что и глаза ее тоже скоро исчезнут, уйдут от него, как ушли подбородок, рука, нос и брови".
Издательство "Симпозиум" выпустило еще один текст для "непуганых" поклонников Фаулза и Зюскинда. На этот раз молодой английский писатель Эндрю Миллер (Andrew Miller) рассказывает о загадочном Джеймсе Дайере, человеке, "жаждущем боли", но не способном ее почувствовать. Бессмысленные истязания и самоистязания описаны с надлежащей выразительностью. Антураж тоже соответствующий — XVIII век со всей его антисанитарией: "Одна рука Мэри погружена в тело Дайера, а теперь и другая входит туда же рядом с ней. Никакой крови; плоть расступается, как вода, как песок". Жаждущие острых ощущений читатели в восторге: молодой автор, что называется, пустил кровь английской литературе.
Причем сделано это должно быть так, чтобы было не слишком больно. Эндрю Миллер — лауреат и финалист многочисленных премий: в этом году его роман "Озон" попал в шорт-лист Witbread Prize. "Жажда боли" (Ingenious Pain) — его литературный дебют. Не чувствующий боли Дайер становится легендарным хирургом, но потом, через страдания, обретает радость чувствительности и, конечно, расплачивается за это жизнью — "оригинальностью" фабулы (впрочем, не так давно был издан и другой роман со сходной тематикой — "Застенчивый порнограф" норвежца Николая Фробениуса) дело не исчерпывается. При всей смелости новый роман должен нести гуманистическую идею (руководствоваться только разумом в ущерб чувствам — такое может плохо закончиться не только в эпоху Просвещения). И вообще — должен быть "чисто английским". Чтобы исторические декорации были выписаны, как у Питера Акройда (Peter Ackroid). А приключения героя напоминали Диккенса и Вирджинию Вульф. Сначала чудный мальчик Джеймс, лишившись родителей, словно Оливер Твист, попадает то к бедным истязателям-циркачам, то к богатому собирателю сиамских близнецов, человеков-амфибий и других уродцев. Потом он, словно Орландо, кочует по свету, с Кубы попадая в Санкт-Петербург. Кстати, с наименьшим знанием дела Миллер описывает нашу северную столицу ("господин Пускин" и "прозрачные шарики" красной икры — не в счет), хотя именно здесь, на родине духовности, герой обретает искомую боль.
ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА
Геннадий Гор. Корова / Предисловие Андрея Битова. М.: изд-во "Независимая газета", 2001 (Серия "Четвертая проза")
Эндрю Миллер. Жажда боли / Пер. с англ. Нины Жутовской. СПб.: Симпозиум, 2001 (Серия "Fabula rasa")