Фестиваль кино
Программа документального кино на Московском кинофестивале не первый год выглядит одной из самых интересных. Хорошие традиции могут жить долго и счастливо — кинооптимизмом заразился специально для "Ъ" АЛЕКСЕЙ МОКРОУСОВ.
Невыдуманные истории порой куда фантастичнее историй выдуманных, это известно давно. Новость в этом — лишь сами истории. Но документальному кино редко повезет открыть что-то действительно новое, за газетой и интернетом не угонится самый проворный документалист. Зато он может показать, а не только рассказать — и впечатлить эмоциями. Эмоций же в документальных программах Московского кинофестиваля хватало.
Многие из них связаны с прошлым, которое редко выглядит весело. Героев фильма польского режиссера Войцеха Староня "Братья" в конце 1930-х выслали в Сибирь. Сегодня они вернулись в Польшу, но дома все еще говорят по-русски. Старшему брату за девяносто, он сам не может даже носки надеть; младший — художник, его картины везут на выставку в Брюссель. Пока братья в Бельгии, их дом сгорает дотла, они застают пепелище, горький образ своей судьбы. Но при этом они видят и чувствуют так, словно только начинают жить. Быт не страшен, природа радует — счастливый финал долгой, несправедливой жизни.
А вот норвежка Аслеуг Холм за персонажами своей ленты — та тоже называется "Братья" — далеко не ездила. Восемь лет она снимала своих сыновей. Путь от беззаботных малышей к отягощенным комплексами подросткам проделывают все, но редко кому повезет с документацией собственного взросления.
Некоторые же события нельзя запечатлеть, их можно реконструировать или лишь обозначить, даже если прошлое не оставило откровенных следов в настоящем. Фильм "Двадцать две" посвящен "женщинам для утешения", которых в годы Второй мировой японские солдаты использовали в Китае для сексуального удовлетворения. Говорят о 200 тыс. жертв насилия, в живых сегодня остались 22 женщины, о них мало что известно — в отличие от корейских сестер по несчастью, добившихся от Японии выплат в размере $1 млрд. Судьбы же китайских "женщин для утешения" начали обсуждать недавно; Япония пока не реагирует на происходящее.
Несколько лет назад китайский режиссер Кэ Го разыскал тех, кто согласился говорить о прошлом, и снял фильм "Тридцать две" — тогда в живых оставалось на десять человек больше, чем сегодня. В новой ленте он показывает одиноких старух; многие так и не вышли замуж, а те, кто вышли, не могли рассказать о случившемся даже семье. Молчание — страшное условие их жизни, попытки же заговорить оценивались обществом как "обесчестили себя". Как тут не вспомнить судьбы советских женщин, оказавшихся в подобной ситуации,— их в родной культуре просто нет.
"Двадцать две" показали в конкурсе документального кино, сильного в этом году, если не считать биографически беспомощного "Магнуса" норвежца Бенджамина Ри о шахматном чемпионе Магнусе Карлсене и слащавой ленты Марко дель Фьоля "На перепутье" о духовных опытах Марины Абрамович в Бразилии, куда известная художница, по ее собственному признанию, отправилась залечивать тяжелый любовный опыт. Эгоцентризм людей искусства давно не удивляет, но талант Абрамович даже здесь не знает границ.
То ли дело "Винер" Джоша Кригмена и Элиз Стейнберг — рассказ об американском конгрессмене Энтони Винере, ушедшем в отставку из-за сексуального скандала и пытающемся вернуться в политику вопреки скепсису СМИ. Левый либерал Винер стал одной из первых громких жертв социальных сетей. Увлекшись неожиданно открывшейся свободой, он рассылал интимные фотографии малознакомым женщинам; в итоге вынужденно покинул Конгресс, едва не разрушив и карьеру своей жены Хумы Абедин, правой руки возглавлявшей тогда Госдепартамент Хиллари Клинтон. Сексуальный скандал повторился, когда Винер баллотировался на пост мэра Нью-Йорка в 2013-м: после обнародования новых фактов интернет-секса из фаворита предвыборной гонки Винер превратился в аутсайдера. В итоге с ним случился нервный срыв, легко заметный в фильме, как и специфическая роль прессы. Те не хотят говорить об идеях, предпочитая фривольные подробности, скандал оказывается важнее сути вещей. Как написал один рецензент, "Винер, конечно, облажался, но СМИ ненамного лучше".
В Америке мораль пронзает все, включая политику, но не всегда моральные претензии убедительны. Об этом напомнил Майкл Мур, чей остроумный фильм "Куда бы еще вторгнуться" завершил документальную программу. Это неожиданно добрый Мур — не потому ли, что картина снята в Европе? Оскароносный режиссер ищет социальные достижения и ценности, которые мог бы забрать с собой в Америку — от долгих отпусков в Италии и качественной еды во французских школьных столовых до отказа от преследования наркоманов в Португалии и реального женского равноправия в Исландии. Его восхищает бесплатное образование в Словении, отсутствие домашних заданий в финских школах и гуманные, похожие на дома отдыха тюрьмы в Норвегии, потому он стоически переносит высказывания европейцев о США. Мало кто хотел бы там жить, останавливает неуважение к личности. Мур и сам многое знает о родине — фильм напоминает о насилии в тюрьмах и долговых ямах студентов. Но никогда еще разрыв между симпатией к Европе и неприятием отечественных реалий не был так очевиден в его творчестве. Хороший повод быть лишний раз обвиненным в непатриотизме — впрочем, лишнего здесь не бывает.