Самый большой дефицит на завершившемся 38-м Московском кинофестивале — кино о российской действительности. Зато в избытке — европейской, американской и прочих, замечает обозреватель "Огонька"
Фото: moscowfilmfestival.ru
Фото: moscowfilmfestival.ru
Фото: moscowfilmfestival.ru
Фото: RUSREPORT.COM / moscowfilmfestival.ru
Московский кинофестиваль — вещь во многом ритуальная; но даже ритуал не отменяет какого-то количества сенсаций и скандалов, творческих в первую очередь. Например, в конкурсе предыдущего фестиваля были представлены три российские картины, две из которых — "Милый Ханс, дорогой Петр" Александра Миндадзе и "Орлеан" Андрея Прошкина — были по-хорошему скандальны. Первый — ввиду длинного шлейфа разбирательств с Минкультом и Военно-историческим обществом; "Орлеан" был сам по себе пронзительным высказыванием о расчеловечивании — в фильме, несмотря на форму притчи, угадывалась российская действительность. Два года назад в конкурсе была другая "перчинка" — фильм Валерии Гай Германики "Да и да". В этом же году, увы, выбирать особенно не из чего: в конкурсе всего одна российская картина — "Монах и бес" Николая Досталя. Действие происходит в царской России, но темы, понятное дело, затрагиваются вечные. Эта же атмосфера "вечности" присуща доброй половине всех фильмов нынешнего конкурса.
Свою версию убийства режиссера Пазолини предлагает Давид Гриеко (Италия) в фильме "Козни". "Эксцентрики" — костюмная ретродрама из 1950-х годов (действие происходит в Польше) режиссера Януша Маевского (чья юность, как нам сообщают, пришлась на те же 1950-е). Примерно о той же эпохе — "Поющие башмаки" Радослава Спасова (Болгария): известная певица принуждена к сотрудничеству со спецслужбами. Парадокументальная драма "37" Пук Грастен (Дания — США) основана на реальных событиях 1960-х годов (убийство Кити Дженовезе в Бруклине). Классик бразильского кино Руй Герра в "Памяти забвения" поверяет старость молодостью...
"Эксцентрики", режиссер Януш Маевский
Фото: moscowfilmfestival.ru
За современность (не нашу, чужую) в нынешнем конкурсе отвечают разные жанры. Корейская комедия "Худшая из женщин" (Ким Чжон Кван) и черная комедия "Дневник машиниста" Милоша Радовича (Сербия — Хорватия). Социальная драма о филиппинской действительности "Пелена" Ралстона Джовера. Подростковая мелодрама "Центр моего мира" Якоба М. Эрвы (Германия — Австрия). Экзистенциальная драма "Голос вещей" Ариэля Эскаланте (Коста-Рика). Идеологическая семейная драма "Дочь" Резы Миркарими (Иран). И типично французское кино "Мари и неудачники" Себастьена Бетбедера.
Этот набор универсален, компактен, он подобран с той тщательностью, к которой невозможно придраться: тут и Запад, и Восток; и демократия, и авторитаризм; в меру смешно и в меру горько, с небольшим количеством полузапретных в России тем и смелой (по российским же меркам) критикой тоталитаризма. Все это на самом деле формат "допустимого в рамках исключения", в рамках именно международного кинофестиваля. Того, что "можно" в специальные дни, в рамках контролируемой свободы. Но даже здесь представлена какая угодно действительность — кроме, собственно, российской, и это уже никого не удивляет. Вся политика Минкульта в последние 2-3 года была направлена именно на то, чтобы максимально изгнать из нашего кино современность, уведя его в область героического прошлого. И если в прошлом году еще оставалось какое-то количество фильмов о современности, то в этом году инерция закончилась. Не осталось буквально ничего, если не считать, конечно, фильма-открытия Сергея Соловьева "Ке-ды" (по рассказу Андрея Геласимова — о юноше по кличке Джагер, который уходит в армию, а перед тем покупает себе красивые кеды).
Можно еще упомянуть о двух российских короткометражках. "Брут" режиссера Константина Фама продолжает концепцию киноальманаха "Свидетели" и рассказывает о холокосте глазами немецкой овчарки по кличке Брут (по мотивам рассказа чешского писателя Людвика Ашкенази). Овчарку воспитывает вначале еврейка Розана, а затем нацистский офицер по имени Хорст (в главных ролях — Оксана Фандера и Филипп Янковский). Между прочим, совместное производство Украины, России и Румынии 2016 года (!) Фильм "Каждый 88" (режиссер Дарья Лебедева) — о молодом советском солдате, который погибает на поле боя, в новой жизни он рождается аутистом, то есть ему опять приходится быть мужественным: преодолевая все, он становится выдающимся физиком. Автор пытается соединить войну и современность, но все равно получается высказывание о "готовности к подвигу в мирной жизни". Чтобы не обижать авторов, скажем одно: все это бесконечно беспомощно с точки зрения именно кино, что особенно заметно в сравнении с зарубежными работами в том же формате.
"Ке-ды", режиссер Сергей Соловьев
Фото: moscowfilmfestival.ru
Таким образом, высказывание о российской современности становится на ММКФ главным дефицитом (в программе недавнего "Кинотавра", к слову, такие фильмы все-таки были, но большинство из них воспроизводят известный советский конфликт "хорошего с еще лучшим"). Политика Минкульта, похоже, начинает приносить плоды: из отечественного кино уже ощутимо исчезает дух современности, критичности, независимости. Если такие ленты и возникают, то об их существовании мы узнаем, когда они окажутся в дебютной программе, допустим, Канна или Венеции.
Остается обходиться внеконкурсной западной современностью. Самым скандальным, вероятно, можно назвать фильм "Человек — швейцарский нож" (Дэн Кван и Дэниел Шайнерт): скандален не только сам фильм, но теперь уже и тот факт, что он выходит в российский прокат (с 30 июня). Это очень небанально и очень по-американски рассказанная история о "смысле жизни", но на грани здравого смысла. Дэниел Рэдклифф, исполнитель роли Гарри Поттера, в роли существа, в случае с которым не представляется возможным определить даже его "жизненный статус": кто он? Зомби? Голем?.. По поводу знаменитого стакана говорят "наполовину пуст"; а тут человек, так сказать, "наполовину жив". Это можно понимать и как встречу со своим "вторым я". Фильм — и критика цивилизации, и одновременно предельно нежная история о любви, и мощное высказывание о душе человеческой, причем это понимаешь только спустя время, когда сознание переварило условности.
Герои зарубежных драм ищут крайних ответов в современности, а наши поиски морали сосредоточены сугубо в прошлом и связаны с простыми инстинктами
"Тони Эрдман" Марен Аде и "Капитан фантастик" Мэтта Росса формально попадают в разряд семейная драма, но семья тут неотделима от общества, в первом случае — европейского, а во втором — американского. Характерно, что героями этих драм становятся отцы: в первом случае — скучающий родитель деловой дочери, во втором — бывший хиппи, приверженец левых идей, который решил воспитать шестерых своих детей в духе платоновского "Государства". Оба фильма самоироничны, по-хорошему абсурдны и "хорошо кончаются", в том смысле, что человечность в них побеждает любые условности и утопии.
Фильмы о поисках души, второго я, рассказы про интеллигенцию, про семейные отношения; все эти "поиски духовности" когда-то считались нашим ноу-хау (примерно с 1960-х до 1980-х годов), а теперь являются неисчерпаемым кладезем для всего европейского кино и даже для Голливуда. Все эти фильмы — под маской ли психологии, семейной коллизии — ставят именно этические вопросы. Герои зарубежных драм ищут крайних ответов в современности, в то время как наши поиски морали сосредоточены сугубо в прошлом и связаны только с простыми инстинктами. Мы словно бы глупо обменялись с западным кино: взяв от него все худшее и простое и отказавшись взамен от всего лучшего и сложного, что у нас было. И теперь из уст зарубежных актеров все чаще звучат имена Достоевского и Толстого. А из уст наших актеров звучит только: "В атаку!"