В Малом зале консерватории в рамках фестиваля памяти Арнольда Шенберга выступил "Шарун" — ансамбль оркестра Берлинской филармонии.
Ансамбль "Шарун" (Scharoun Ensemble Berlin) был основан музыкантами оркестра Берлинской филармонии в 1983 году и назван именем Ханса Шаруна (Hans Scharoun) — архитектора, построившего новое здание филармонии в Берлине. Здание это примечательно многофункциональностью и нечеловеческими формами: снаружи похоже на два огромных желтых кекса, изнутри чем-то сродни цирку на проспекте Вернадского.
Посещение этого комплекса, говоря по совести, смущает несовместностью его экс- и интерьера с имиджем прописанного здесь оркестра Берлинской филармонии — одного из самых породистых европейских коллективов, которым много лет предводительствовал фон Караян, затем — Клаудио Аббадо (Claudio Abbado), а теперь — гениально одаренный Саймон Рэттл (Simon Rattl). В стеклянно-бетонных лабиринтах Берлинской филармонии, кажется, только поищи, найдешь разве что "драмкружок, кружок по фото" и еще штук сто структур в духе московского дома культуры. И, надо сказать, Шарун-ансамбль неожиданно оправдал именно эти аналогии.Чтобы продемонстрировать союз традиции и эксперимента, "Шарун" привез в Москву два сочинения Шенберга (секстет "Просветленная ночь" со Вторым квартетом) и шубертовский Октет. Опусы соответственно последнего венского гения (Шенберга) и первого венского лирика (Шуберта) берлинцы разыграли в тех хрестоматийных отличиях, которые выдавали в исполнителях больше любителей, чем профессионалов.
Нежную терпкость "Просветленной ночи" они превратили в надрывную мелодраму. Задыхающиеся паузы, фальшивые аффекты и агрессивный стиль были сродни бенефису престарелой актрисы, выполняющей самое эффектное место, но проскальзывающей массу деталей. Во Втором квартете Шенберга цельной картины тоже не складывалось. Только благодаря вступившей в последних двух частях Клаудии Барайнски (Claudia Barainsky) — молодой, специализирующейся на ХХ веке певице с игристым, как шампанское, голосом, шаруновцы подобрались, сорвав за Шенберга не вполне заслуженную овацию.
Все точки над i расставил Октет Шуберта, вместо ожидаемого класса игры показавший, что обычному струннику или духовику — даже если он вышел из штата отменного оркестра — не прыгнуть выше головы. Зачем вообще нужен ансамбль, где валторнист нечисто берет звук, кларнетист не стесняется сипящей трости, а первый скрипач, дежурно оттопырив ногу, с ремесленной ловкостью стругает пассажи, не умея при этом гладко сыграть длинную ноту.
Все можно было бы воспринимать как курьез, если б не предоставленный концертом повод сравнить самодовольную халтуру берлинцев с суперигрой недавно выступавшего здесь британского Ардитти-квартета или с давними гастролями Кронос-квартета. В сравнении с ними "Шарун" выглядит примерно тем же, чем и его архитектурный прообраз — кексообразное здание Берлинской филармонии рядом с радикальным и одновременно фантастически продуманным комплексом Sony-Center, недавно выросшим на Потсдамерплац,— памятником быстро скисшему экспериментаторству.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ