В Большом зале консерватории выступил Российский национальный оркестр — c музыкой Брамса (Третья симфония, "Зимнее путешествие по Гарцу" на слова Гете, "Академическая торжественная увертюра") и с Евгением Светлановым за пультом.
После увольнения из Государственного симфонического оркестра 13 апреля 2000 года Евгений Светланов играл в Москве второй раз. Полтора года назад он исполнил в Большом зале ораторию Листа "Христос" со студентами консерватории и хоровиками академии Попова и уехал, казалось, не мечтая вернуться. С тех пор о Светланове ходили лишь слухи: кто-то восхищался, услышав его в Европе, кто-то говорил, что Светланов очень болен и от дирижирования почти отошел. В это верилось и не верилось. Ясно было лишь, что воспринимать такое равнодушно не выходит.
Оказалось, что ввиду недавней (одиннадцатой) операции Евгений Светланов действительно отменял многие выступления, в частности запланированные в прошлом сезоне японские гастроли с РНО. В нынешнем московском концерте отказать себе он, видимо, просто не смог. "Я слежу за Российским национальным с его рождения и считаю его коллективом, который почти не зависит от дирижера — сильного или послабее, такое тоже бывает",— с улыбкой говорил Светланов московским знакомым. Судя по брамсовской программе, сделанной за три дня, маэстро был недалек от истины.Главный козырь концерта — Третью симфонию — оттеняли вокально-хоровая рапсодия "Зимнее путешествие по Гарцу" и "Академическая торжественная увертюра", продирижированные Светлановым впервые. Безусловно, в "зимне-академической" теме его, как новичка, увлекли детали: романтический морок "Путешествия" с его опасно-убаюкивающей инструментовкой и остекленелым монологом женского голоса и контрастом к этому смачный Gaudeamus igitur увертюры, где словно видишь современные Брамсу "густые бороды и пивные кружки". Изобразить все это в оркестре Светланову не составило труда. Иное дело вокал: совсем неудачный у Галины Борисовой и с сомнительно качающимися гармониями — у мужской группы капеллы Юрлова.
К счастью, после Третьей симфонии недоделки в двух не самых актуальных брамсовских опусах не сильно удручили: самое важное в концерте уже было сыграно. И сыграно с настоящим светлановским размахом, который — теперь это должно быть всем видно — глупо считать раритетом недавней советской эпохи. Стиль Светланова — как раз в отсутствии выражения немецкости или русскости играемой музыки. Он просто слышит тембры и гениально выстраивает глубинные симфонические объемы с той мерой мудрости и спокойствия, какой отличался сам Брамс, в первых двух симфониях приноравливавшийся к бетховенскому оркестру, а в Третьей — наконец самоидентифицировавшийся в качестве классика и единственного романтика, не стесняющегося своей ностальгии по прошлому.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ