Происходившие в течение последнего месяца торги и переторжки вокруг потенциально свободных министерских кресел продемонстрировали чрезвычайное разнообразие подходов и требований. Интересно, что совершенно несовместимые пожелания исходили не только от формально единых юридических лиц типа Гражданского союза, но и от конкретных физических лиц типа Николая Травкина или генерала Стерлигова, умудрившихся "прежде, нежели дважды пропоет петух, трижды отречься" от своих требований. В результате создается впечатление, что готовность Ельцина рассмотреть вопрос о кадровых перестановках была мнимой и преследовала цель дискредитации Гражданского союза. Принятый на прошлой же неделе парламентом Закон о правительстве, предоставивший парламенту право утверждать министров, вряд ли упорядочит процесс борьбы за министерские кресла, скорее наоборот.
Октябрьско-ноябрьскую кампанию по массовому дележу шкуры неубитого медведя анализирует парламентский обозреватель Ъ МАКСИМ СОКОЛОВ.
Смешались в кучу кони, люди
6 октября, выступая на сессии ВС, президент Ельцин одобрительно отозвался о программных наработках Гражданского союза, укорил Гайдара в нетерпимости к чужим мнениям, использовал, не называя прямо источника, в своей речи ряд лозунгов Аркадия Вольского и в довершение консолидации назвал неудовлетворительной работу министров Петра Авена, Андрея Нечаева и Александра Титкина. В ходе импровизированной пресс-конференции Ельцин с улыбкой сообщил, что, вероятно, названные министры и будут первыми кандидатами на вылет. У критиков правительства создалось впечатление, что, как и весной после VI съезда, речь идет как минимум о массовом укреплении кабинета новыми людьми, а может быть — если как следует продавить — и о его полной смене. Еще более укрепил общественное мнение в этом вопросе принятый 12 ноября Закон о правительстве, давший депутатам право утверждать министров.
Рассудив, что ради избавления от национал-патриотического напора и в преддверии погромного VII съезда президент готов сдать кого угодно и что с агонизирующим кабинетом чиниться нечего, "конструктивная оппозиция" и отдельные независимые, но конструктивные политики типа Хасбулатова включились в борьбу за кресла. Кампанию открыл спикер: узнав, что министр печати Полторанин именует его "детонатором нестабильности", председатель парламента отвечал в духе: "от детонатора слышу" и потребовал от Ельцина немедленно убрать Полторанина. Ельцин молчал. После этого министры Полторанин и Козырев, а также госсекретарь Бурбулис выступили с заявлением о подготовке Верховным Советом и Гражданским союзом аппаратного реванша. Министров вызвали в парламент на ковер, вице-премьер Шохин заявил, что солидарен с коллегами и готов быть вместе с ними поименованным "бандой четырех". Ельцин молчал. Разъезжающий по стране вице-президент Руцкой всюду, где только мог, заявлял, что для избавления России от бед необходимо убрать шесть человек из высших эшелонов власти, а соратник Руцкого по Гражданскому союзу Аркадий Вольский мягко приговаривал, что пусть в правительстве будет кто угодно, лишь бы не делали глупостей, ну а иначе — придется принимать меры (читай: ставить своих людей). Ельцин молчал.
Окончательно проникшись лозунгом "вздувайте горн и куйте смело, пока железо горячо", лидеры Гражданского союза 3 ноября явились к Ельцину. Согласившись пощадить Гайдара, они, по словам Шохина, пожелали отдать и внешнеэкономический портфель Петра Авена, и внешнеэкономическое кресло самого Шохина председателю союза "Обновление" Александру Владиславлеву. Портфель Андрея Нечаева предназначался Николаю Травкину (первоначальный вариант) или Евгению Сабурову (уточненный), Травкин же удовлетворился и портфелем вице-премьера по работе с регионами Валерия Махарадзе, портфель Козырева назначался то ли другу Травкина, послу в Вашингтоне Владимиру Лукину, то ли представителю России в ООН Юлию Воронцову. Пропагандиста Полторанина должен был сменить бывший специалист по коммунистическому воспитанию молодежи в строительных отрядах Василий Липицкий. Ельцин молчал. Его пресс-секретарь только философически заметил, что президент удивлен "кадровыми аппетитами" гостей.
Одновременно интриговали и политики, не входящие в Гражданский союз. Сопредседатель Русского национального собора генерал Стерлигов попытался, с одной стороны, предложить себя в друзья союзу, чтобы вместе поучаствовать в дележе портфелей, с другой — напрямую обратился к президенту, намекая, что здоровая часть патриотов в обмен на некоторое количество портфелей готова терпеть даже Гайдара. Правда, спустя несколько дней, уличенный в измене другим членом Собора, алгебраистом-антисемитом Игорем Шафаревичем, Стерлигов объявил, что ничего он не говорил, и попутно квалифицировал Гражданский союз, к которому еще вчера просился в друзья, как "дутую организацию". К Стерлигову присоединился сахалинский губернатор Валентин Федоров, которого попеременно призывали то на пост сопредседателя стерлиговского Собора, то на пост премьера от коммунопатриотического "Российского единства": губернатор пообещал Ельцину, опять же за некоторое количество портфелей, вовсе сорвать проведение VII съезда.
Поведение входящей в Гражданский союз фракции "Смена — новая политика" оказалось особо хаотическим и в то же время как бы нарочито подтверждающим тезис их недругов: "Новая политика — древнейшая профессия". Участник беседы с Ельциным "сменщик" Игорь Муравьев немедля рассказал репортерам о кадровых проектах Гражданского союза. Союз дезавуировал Муравьева, одновременно пригрозив вообще выгнать из блока не умеющих держать язык за зубами "новых политиков", после чего Муравьев заявил, что ничего никому он не говорил. Этим хаос не ограничился: явившись в составе делегации Гражданского союза к Ельцину, "сменщики" сначала солидаризовались с общей позицией Гражданского союза — Гайдара пока не трогать. Затем "Смена" решительно переменила направление и начала прочить в премьеры секретаря Совета безопасности Юрия Скокова, что для Вольского — нож острый в сердце, поскольку Скоков в обход Вольского может навести такой здоровый консерватизм, что хоть покати шаром.
Неопределенное общение со Скоковым закончилось крайне резким заявлением "Смены": "Новые политики" осуждают лидеров Гражданского союза за примиренческое отношение к Ельцину--Гайдару, намекают на возможный разрыв фракции с Гражданским союзом и оглашают "черный список" министров (Авен, Козырев, Махарадзе, Полторанин, Чубайс, Шохин), подлежащих безусловной отставке, а хорошо бы и суду, за подготовку государственного переворота. Для полноты картины еще один столп Гражданского союза Николай Травкин, признавая факт предъявления президенту кандидатур от союза, на страницах разных изданий одновременно заявляет: "Очевидно, что надо менять Гайдара", но при этом все варианты отстрела министров, похоже, "должны пройти через Гайдара", который "имеет полное право на существование в качестве премьера", поскольку "во главе правительства должен быть экономист". И если к Гайдару Травкин относится хотя бы амбивалентно, то со своего ближайшего союзника Вольского прямой Николай Ильич срывает все и всяческие маски: нет уверенности, что Вольский не нанесет "какой-то удар в спину" и к тому же "Вольского вполне устраивает легенда... будто он за ниточку дергает и ставит фигуры" — с намеком на то, что сам Аркадий Иванович эту легенду и придумал. Вольский, затравленный соратниками, пошел на международную конференцию "Делайте бизнес в России", где в отсутствие Гайдара объяснился в любви к нему.
Таким образом, ноябрьский опыт формирования коалиционного кабинета поставил проблемы не столько даже политического, сколько лингвистического характера: если это называется консолидацией созидательных сил, то чему должно соответствовать выражение "пауки в банке"?
Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной
Всякая конфузия порождается двумя причинами: тактикой победителя и слабостью побежденного. Начнем со второй.
Гражданский союз представлял собой чрезвычайно пестрый конгломерат, составные части которого различались не столько даже программой (которой, по сути, не было), сколько тактикой. Тактика Вольского сводилась к усиленному распространению страшной тайны, заключающейся в том, что вся верховая (и низовая) политика — рябь на воде, а истинным творцом политики и истинным "некоронованным королем республики" является сам Аркадий Иванович, без воли которого на стройках капитализма не ляжет ни один кирпич. Регулярно повторяемый Вольским девиз: "Жила бы страна родная, и нету других забот" вполне адекватно отражает тактический замысел вождя Гражданского союза. Поскольку страна родная все равно как жила, так и живет, то, чтобы не иметь "других забот", надо убедить общество и власти предержащие в том, что жизнедеятельность страны всецело в руках Аркадия Ивановича (ср.: "Я — Гудвин, великий и ужасный"), и стричь с этого умеренные политические дивиденды: никоим образом не лезть в правительство, а выколачивать из него мелкие уступки и поднимать свои акции на бирже международных фондов взаимодействия с Россией. Такая разумная и умеренная тактика предполагала, конечно, демонстративное и даже отчасти передраматизированное давление на исполнительную власть, но не более того. Аркадий Иванович как человек мудрый и аппаратно опытный понимал, что самым худшим вариантом для него были бы действительно серьезные уступки со стороны Ельцина. В лучшем случае пришлось бы в самом деле вместо Гайдара заниматься чисткой авгиевых конюшен и получать тычки со всех сторон. В худшем — был бы инициирован общий политический обвал, который похоронил бы под собой не только Бориса Николаевича, но и самого Аркадия Ивановича.
Но союзники Аркадия Ивановича были не так мудры.
Группа "Смена" пала жертвой собственной успешной парламентской тактики. Не имея за душой никакой программы, "Смена" зато достигла выдающегося мастерства в проваливании любых законодательных актов и в этом смысле действительно являлась грозой любого правительства. Проблема, однако, в том, что "Смене", не имеющей никакой массовой партийной базы, чтобы оставаться на плаву и заставлять помнить о себе, необходимо постоянно что-нибудь проваливать и кого-нибудь снимать --- ничего другого она не умеет. В рамках мифа о "Гудвине, великом и ужасном" Вольский имел полную возможность по обстоятельствам то настырно давить на правительство, то, напротив, изъясняться в любви к Гайдару, "Смена", даже если бы и захотела, все равно оказалась бы в положении слесаря из анекдота, у которого, как он ни пытался собрать детскую коляску, все равно получался пулемет. Поэтому в тот момент, когда умный Вольский понял, что надо бить отбой и осыпать Гайдара гефсиманскими лобзаниями, несчастная "Смена" продолжала кричать про отстрел министров.
Травкина-Шаховского и пытавшегося сыграть аналогичную пьесу на патриотическом инструменте Федорова-Сахалинского погубили их затеи с образцово-показательными хозяйствами. Ни вхожесть к Руцкому и Хасбулатову, ни настойчивость в пробивании сверхнормативных фондов (бывший энергетический министр Лопухин жаловался на Травкина, изнасиловавшего его заявками на сверхнормативный бензин для образцового Шаховского района) не позволяют поддерживать потемкинскую деревню на должном уровне, тем более что Травкин, похоже, надеялся, что Гайдар окончательно провалится к марту--апрелю. За шаховское экономическое чудо никто не спросит, зато пересидевший в тиши самое опасное время либерализации цен председатель ДПР явится на авансцену во всем блеске. В октябре стало ясно, что агония Гайдара безобразно затянулась, в то же время от шаховского экономического чуда надо было срочно бежать, поскольку почва под ногами стала разогреваться. Крах "маякового хозяйства" лишает возможности маневра, поэтому Травкин, подобно "Смене", не имел возможности проявить разумное терпение, посидеть в родном районе еще немного и не портить Вольскому политику.
Наконец, существует политическая массовка, не имеющая даже того извинения, которое есть у политического беженца Травкина, и исходящая из вульгарного "Кусать хоца!". Портфель Петра Авена еще год назад, при формировании кабинета, привлекал взоры Гавриила Попова, готового оставить ради бескорыстной выдачи экспортных лицензий даже кресло московского мэра. Поскольку лицензирование и сегодня предоставляет замечательную возможность проявить свое бессребреничество, претензии бывшего работника общества "Знание" Александра Владиславлева на этот портфель по-человечески понятны — на кресло министра социальной защиты, например, не претендовал никто.
В результате Вольский пал не как одинокий герой, а, напротив, как предводитель многочисленного войска, которое сгубило его как раз своей многочисленностью: полезло грабить обозы в тот момент, когда надо было, наоборот, срочно спрямлять линию фронта, чтобы не быть обойденными с флангов. Возникает, конечно, вопрос: почему Вольский, сумевший пересидеть трех генсеков, вдруг так бездарно сгорел на забвении вечно актуальной истины "Избави меня, Боже, от друзей, а с врагами сам управлюсь"? Вероятно, его сгубила стандартная ошибка политиков всех времен и народов: стремление компенсировать внутреннюю слабость своей группировки посредством заключения максимально широких и максимально беспринципных союзов с кем угодно и на любых условиях. Чтобы прикрыть исходный блеф — легенду о беспрекословно покорном ему директорате — Вольский был вынужден создавать политическую массовку из партнеров, вроде "Смены" и Травкина, с которыми он при более надежных изначальных позициях не захотел бы иметь ничего общего. В ответственный момент массовка откровенно "заложила" Вольского, преждевременно предав гласности свои "кадровые аппетиты", и обрушенный на болтливого "сменщика" Муравьева запоздалый гнев уже ничему не мог помочь.
Канны
Впрочем, как бы ни был глуп неприятель, ему нужно как минимум не мешать, а как правило — заманивать туда, где ему предназначено сложить голову. Хрестоматийным образцом заманивания служит преподаваемая каждому будущему офицеру битва при Каннах: мнимым отступлением Ганнибала огромное римское войско втягивается в болота, после чего следует отсекающий удар с флангов, и легионы остаются в болоте навеки. Ex post facto создается впечатление, что речь Ельцина от 6 октября и сыграла (вольно или невольно) роль заманивающего маневра. Видя, что президент готов сдавать министров оптом и в розницу, политическая массовка с грозным боевым кличем Sero venientibus ossa! ("поздно пришедшим достанутся одни кости") ринулась делить портфели.
Вероятно, у министров и президента и так не было иллюзий касательно "конструктивных сил", которые, дорвавшись до вожделенной добычи перегрызутся так, что демократический свинарник осени 1991 года покажется образцом благоприличия. Задача политика, однако, состояла в том, чтобы заставить "конструктивные силы" устроить публичную свалку прежде времени, и продемонстрировать urbi et orbi дележ шкуры именно неубитого медведя. Ясно, что подобные же сцены разыгрались бы и вокруг шкуры медведя убитого, но медведю в лице министров-капиталистов это бы уже не помогло. Разумеется, политические нравы от ноябрьских Канн не улучшатся, нынешний скандал со временем уляжется, и "конструктивные силы", забыв былые дрязги, вновь дружно начнут вожделеть вкусных портфелей — но тактический успех правительства несомненен. Для того чтобы "конструктивные силы" простили другу другу взаимные обиды, а широкая публика вновь пленилась отчасти оскандалившимися идеалами "разумного центризма" требуется все же какое-то время, и министры, вероятно, рассчитывают, что этого времени хватит, дабы с минимальными потерями проскочить VII съезд народных депутатов РСФСР.
ВЫНОС Задача Ельцина, однако, состояла в том, чтобы заставить "конструктивные силы" устроить публичную свалку прежде времени, и продемонстрировать urbi et orbi дележ шкуры неубитого медведя