Балет гала
Фото: Михаил Логвинов, Коммерсантъ
Самым ужасным на этом вечере оказались закадровые голоса Кристины Полуяновой и Александра Бабика (страна должна знать своих героев), с задыхающимся пионерским задором зачитывавших цитаты из представляемых пьес Шекспира. Сама же идея предсказуемо плодотворна и далеко не исчерпана: хореографы эксплуатируют сюжеты барда уже третье столетие. На вечере был представлен изрядный временной диапазон: с 1940 по 2015 год. Новейшая постановка — "Сон в летнюю ночь" шведа Александра Экмана, номинированная на приз в этом году,— предстала на экране в виде видеообрывков, впечатлив режиссерским размахом, постановочными эффектами и остроумием. А вот самый старинный из показанных фрагментов — сцена у балкона из "Ромео и Джульетты" Леонида Лавровского, исполненная солистами Михайловского театра Анастасией Соболевой и Виктором Лебедевым,— сильно разочаровал откровенной фальшивостью. Ни намека на стиль, технику и манеру актерской игры эпохи сталинского драмбалета не оказалось в этом сусально-ликующем дуэте, нашпигованном нововведениями в виде современных больших прыжков. Хотелось бы посмотреть, каким образом солидные партнеры Галины Улановой откалывали бы двойные saut de basque и размашистые круги jete en tournant, которыми неизвестные доброхоты "обогатили" партию Ромео.
Повесть о веронских любовниках доминировала в этом путешествии по балетной истории, ностальгическом и слегка печальном. Грустно, что растаяло юношеское убеждение в тотальной гениальности Мориса Бежара. На нынешнем концерте солисты труппы Bejart Ballet Lausanne Жюльен Фавро и Катерина Шалкина весьма прозаично станцевали первое любовное свидание Ромео и Джульетты, поставленное Бежаром в 1960-м на музыку Дюка Эллингтона: артисты продемонстрировали вполне заурядный набор поддержек и обязательных поцелуев. Удар времени выдержала версия Анжелена Прельжокажа 1989 года: жесткая, брутальная история почти животной любви парня-изгоя и дочери номенклатурного князька пронеслась по сцене разрушительным ураганом, несмотря на то что солистка труппы Прельжокажа Виржини Кассен — могучая, коренастая "спортсменка" Джульетта — не составляла столь необходимого здесь контраста с грубоватым гигантом Ромео (Реди Штылла). Самой же мощной, пронзительно музыкальной и остро актуальной оказалась трехлетней давности постановка Матса Эка на музыку Чайковского: отважная, нежная и отчаянно искренняя японка Марико Кида и ее трогательный недотепа Ромео (Энтони Ломульо) выглядели идеальной современной парой всеми гонимых детей-любовников.
Совершенно потрясающий Гамлет — сам Морис Бежар в черной майке и брючках, танцующий в интерьере опустевшего бара с валяющимся под столом черепом Йорика — предстал на экране: Бежар-танцовщик был умилительно коряв в исполнении па, но дьявольски харизматичен в каждом своем движении. Продолжение этого "Гамлета" на сцене в виде дуэта вяловатого, хоть и вооруженного рапирой Жюльена Фавро в черном и Кристины Шалкиной в красном (гипотетичной Гертруды, хотя балерина была здесь так стервозно-примитивна, что поручиться за то, что она играет роль королевы, пусть даже местного дансинга, нет возможности) предсказуемо разочаровало.
Весьма популярный на Западе "Отелло" на громкую музыку Голденталя в постановке американского хореографа Лара Любовича был исполнен солистами Балета Джоффри, вызвав энтузиазм и в Большом театре. Двухметровый исполин Фабрис Кальмель, занесенный в Книгу рекордов Гиннесса как самый высокий танцовщик мира, крутил-вертел белокожую, с выразительной стопой и красивыми ногами (остальные части тела было не разглядеть) Викторию Джайяни во всевозможных — верхних, средних и нижних — поддержках, почти не спуская с рук. Недоумевающую Дездемону он задушил, вращая ее на пресловутом платке с раскинутыми в прямом шпагате ногами и воздетыми в беспомощном жесте руками,— техника этой рискованной поддержки притягательна, как неразгаданный фокус.
Совершенно иного "Отелло" на музыку Арво Пярта — минималистского, почти недвижимого, но при этом искрящего невероятным психологическим и эмоциональным напряжением — представили Джон Ноймайер и солисты его Гамбургского балета Анна Лаудере и Карстен Юнг. Отсутствующая у Шекспира сцена инициации Дездемоны, возможно, самая поэтичная и в то же время эротичная во всем балетном театре: за тем, как ноймайеровский Отелло медленно снимает с чресл платок-повязку, следишь с тем же затаенным дыханием, что и его юная жена, потрясенная зарождающейся в ней чувственностью.
Несмотря на то что завершился концерт искрометной сценой сватовства из "Укрощения строптивой" на музыку Шостаковича в постановке Жан-Кристофа Майо и в исполнении всеми любимых артистов Большого театра, центральным персонажем шекспировского вечера опять, как и на церемонии награждения Benois de la danse (см. "Ъ" от 19 мая), оказался хореограф Ноймайер. Он вновь явил публике поразительное разнообразие художественных стилей и балетмейстерских приемов. По контрасту с аскетизмом "Отелло" пасторальный дуэт из балета "Как вам это понравится", сочиненного им на музыку Моцарта, бурлил и пенился хореографическим изобилием столь щедрым, что иному автору этого хватило бы на пять адажио. А долгая сцена прощания девчушки Офелии с еще беззаботным Гамлетом перед его отъездом на учебу, поставленная с резкими сменами сценического ритма и актерских состояний на музыку Типпетта, являла собой хрестоматийный пример действенного балета — жанра, в котором за каждым па и жестом стоит конкретная реплика, читаемая мысль или видимое чувство. Эффекту хореографического многообразия сильно поспособствовали Сильвия Аццони и Александр Рябко, станцевавшие "Гамлета" и моцартовский дуэт.
Вообще-то выдрессированные Джоном Ноймайером солисты Гамбургского балета всегда демонстрируют редкий сплав профессиональной безупречности, музыкальности и актерского погружения в образ — и это въедливое умение добиться совершенного исполнения тоже следует поставить в заслугу хореографу. Возможно, его муштры не избегнут и артисты Большого — запланированная постановка "Анны Карениной" перенесена еще на год по не зависящим от театра обстоятельствам. В ожидании долгосрочного визита мэтра следует порадоваться краткосрочному постоянству Benois de la danse, каждую весну исправно расширяющего кругозор московских театралов вне зависимости от любых обстоятельств.