Как нефтяные игроки выживают в условиях низких цен? До каких пределов российские компании могут наращивать добычу? «Проспали» ли нефтяники сланцевую революцию? На эти и другие вопросы ведущему «Коммерсантъ FM» Анатолию Кузичеву и экономическому обозревателю радио новостей Олегу Богданову ответил генеральный директор ПАО «Татнефть» Наиль Маганов.
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ / купить фото
А.К.: Как западные санкции отразились на бизнесе «Татнефти»?
Н.М.: Компания не под санкциями. Я считаю, что отразились положительно, потому что оживились наши производители внутри России, оживились институты, оживились наши подрядчики, появилось у них второе дыхание, появились новые интересные предложения. И мы спокойно работаем.
О.Б.: Наиль Ульфатович, скажите, пожалуйста, общая ситуация на рынке нефти, то есть ценовая конъюнктура с вашей точки зрения, с точки зрения вашей компании, удовлетворительна, неудовлетворительна, или вы ожидаете какого-то нового уровня цен повыше или пониже в ближайшем будущем?
Н.М.: Я бы слукавил, если бы сказал, что нас это не интересует. Конечно, мы не в восторге от того, что цены падали вниз, но и не видим для себя ничего такого смертельного и неожиданного в этом.
О.Б.: Ваш порог какой? Игорь Иванович Сечин говорил, у них 2,70 на выходе. А Bloomberg посчитал 2,60, кстати.
Н.М.: Отлично. Я могу сказать, что нефть на рынке — товар востребованный. Сегодня все говорят, что закончилась эра нефти — она в любом случае будет востребована всегда. И я уверен, что большинство российских компаний, если не все, на этом рынке будут выступать со своим товаром, и они будут востребованы. И если кто-то когда-то скажет, что будет сужаться рынок и не будет такого роста, то это не будет касаться российских компаний. Я это говорю, зная запас, технологии, зная месторождения, зная то, как наши коллеги работают. И мы себя причисляем к их числу.
О.Б.: После Дохи замминистра энергетики Молодцов говорил, что они тоже будут наращивать добычу, и, по-моему, цель в районе 10,9 млн баррелей ставил. Принц Мухаммед бен Салман, который стал главным ньюсмейкером переговоров в Дохе, сказал, что при определенных условиях Саудовская Аравия может нарастить добычу до 20 млн баррелей в сутки, это какая-то невиданная, конечно, величина. С точки зрения роста добычи по вашей компании, вы насколько можете увеличить добычу?
Н.М.: Вопрос — 20 млн баррелей, и какая себестоимость, при какой цене. Я уверен, что и Российская Федерация может нарастить до 20 млн. Вопрос, сколько это будет стоить и какая будет эффективность. Запасы геологические в России гигантские. В них просто надо вкладывать инвестиции, их добывать, разрабатывать.
А.К.: Да, вопрос рентабельности взятия этой планки.
Н.М.: Какой ценой?
О.Б.: Главное, чтобы спрос был, баланс между спросом и предложением.
Н.М.: Не только. Да, чтобы были желающие купить ее по этой цене. Вот это наш коллега из Саудовской Аравии не сказал.
О.Б.: Он министр обороны, кстати.
Н.М.: Он вещал по нефти, значит, наш коллега.
А.К.: А вот интересно, вы говорите, спрос и предложение. Можно сказать, что баланс спроса и предложения — по-прежнему ключевой фактор в определении цены на нефть, или все-таки нет? Или это не ключевой параметр, не ключевой фактор?
Н.М.: Судя по тому, как резко цены падали, вполне возможно, что, кроме баланса спроса и предложения, еще какие-то факторы влияли на этот процесс.
А.К.: Некоторое время назад, сейчас уже трудно в это поверить, велась серьезная дискуссия по поводу сланцевой революции — есть она вообще на свете или нет. Сейчас уже такой дискуссии нет, потому что очевидно, что есть и сланцевая добыча, и можно называть этот феномен «сланцевой революцией». Можно ли сказать, что Россия и вообще остальной нефтедобывающий мир консервативного лагеря проспал сланцевую революцию в нефти?
Н.М.: Вопрос, что мы под этим имеем в виду — «проспали»? О нефти в нефтематеринских породах или в сланцевых было известно давно — с 60-70-х годов люди спокойно занимались, спокойно пытались эту нефть взять. С 60-х годов просто развивались технологии, развивались-развивались, и вот в какой-то момент эти технологии достигли того уровня, что добыча стала рентабельной. Какая революция, кто где проспал, не очень мне понятно.
А.К.: То есть наоборот, эволюционный ход давно понятного явления?
Н.М.: Да, но сегодня те же самые гидроразрывы 50-х годов делали одни, стали делать другие. Те же горизонтальные скважины известны с конца 60-х годов. Я уже помню с начала 70-х годов, как бурили эти горизонтальные скважины, развивались технологии, мы смогли бурить все глубже и глубже, более протяженные стволы, более качественные ГНП (газонаполнительные пункты. — «Ъ FM») делать, многозонные. Это позволило добывать эту нефть.
О.Б.: Но уже, говорят, есть у революции начало, есть у революции конец.
А.К.: Есть у революции начало, нет у революции конца.
О.Б.: А в этом случае, в случае со сланцевыми компаниями, уже конец, то есть они закрываются интенсивно. В Америке сейчас рекордно минимальное количество буровых работает, 70 компаний уже обанкротилось, последняя, Goodrich Petroleum, в пятницу легла под 11-й параграф о банкротстве. И вот, кстати, в этом контексте вопрос возникает. На рынке спекулянты, я постоянно общаюсь с этим кругом людей, со спекулянтами, которые купил и продал, продал нефть, им все равно, что продавать.
Н.М.: Какая у них фамилия, у тех людей, которые нам мешают жить и работать?
А.К.: У нас чуть-чуть не в профессиональном смысле.
О.Б.: Да-да-да, в профессиональном смысле. Они говорят, бенефициаров этого процесса, низких цен, двое. Если мы объективно берем, где растет уровень поставок в ту же Азию? Это Саудовская Аравия и Российская Федерация, то есть две страны выиграли в результате всего этого процесса, как ни странно, то есть, может, мы внутри потеряли. Вот вы, ваша компания, выиграли в результате того, что происходило на рынке нефти в последние два года?
Н.М.: Наша компания в результате того, что упали цены на нефть?
А.К.: Может быть, долю рынка где-то выиграли, взяли? Может быть, внутренние поставки увеличили? Какие здесь позитивные тенденции есть с вашей точки зрения в том, что цена так быстро рухнула?
Н.М.: Это «Горе от ума», да? Сожжение Москвы способствовало ее украшению.
А.К.: Приблизительно так, да.
Н.М.: Сложно. Мы никогда для себя сильно не оценивали ситуацию, что вдруг мы где-то что-то по рынку выиграли. Концентрация была на следующем: ребята, нефть — товар востребованный, он всегда будет нужен на рынке, даже если когда-то будут падать количества востребованной нефти, мы должны иметь те технологии, которые позволят нам добывать по себестоимости нефть, чтобы она всегда имела свое место на рынке.