Вчера в галерее Гельмана открылась выставка "Архитектурные излишества" Олега Кулика, прославившегося своими скандальными перформансами, в которых он выступал в роли человека-собаки. ОЛЕГ КУЛИК рассказал МИЛЕНЕ Ъ-ОРЛОВОЙ, почему он больше не хочет лаять и кусаться, а хочет на пенсию.
— Широкой публике вы известны только как человек-собака. Мало кто знает, что последнее время вы изменились — грубо говоря, перестали лаять. Некоторые критики даже считают, что вы превратились в салонного художника. С чем связаны эти перемены?
— Я считаю, что стал бы салонным художником, если бы оставался собакой. Потому что собака появилась как реакция на определенную ситуацию, но когда ситуация изменилась, бессмысленно оставаться собакой. Собаку мне стали заказывать, как картины салонному художнику: "Сделай нам пейзаж печальный с озером". Мне говорят: "Сделай нам собаку поагрессивней, для медиа, повернись так, повернись этак". В конце концов я сказал: "Все, больше я собаку не делаю. Я хочу делать что-то новое!"— Тогда что же вы станете показывать, к примеру, на Западе? Они же будут разочарованы.
— Еще до собаки я занимался теорией прозрачности, которая имеет под собой формальную основу, а не идеологическую или психологическую. Теперь я нашел потрясающий материал для ее иллюстрации. Там та же животность и та же социальность — это очень провокативный материал и это не салон. Это я показывал на биеннале в Венеции, Барселоне, Валенсии. Эти вещи вызывают дискуссии.
— Я слышала, что ваш последний громкий успех, в Париже, был связан как раз со старой работой "Скотинин и другие", где вы изображены как свиноматка с сосками, из которых можно сосать водку.
— Меня всю жизнь преследуют стереотипы. Я всегда думал, что Франция самая консервативная страна, что сосать в Париже никто не будет.
— Сосали?
— Сосали как миленькие! Весь Париж сосал — главные аукционисты, кураторы. Они смотрели на это не как "пососать у Кулика", а как на произведение искусства, которое можно потрогать, осязать.
— То есть то негативное отношение, которым были встречены на Западе ваши первые перформансы, когда вас обвиняли чуть ли не в фашизме, изменилось?
— Да, сейчас все наоборот. Они даже меня упрекают — Кулик перестал делать шокирующие вещи. Но я сейчас делаю эстетическую провокацию, а не кусание за жопу. А они все говорят: ну укуси, вот я жену привел, фотографа — давай кусайся. Я этому критику пинка дал. Он, конечно, обиделся. Но если я теперь полгода буду давать критикам пинки, все будут этого ждать. А радикализм ведь отчасти в том, чтобы обманывать ожидания. Когда от тебя ждут золота, ты делаешь говно, когда ждут говна — делаешь золото.
— Нынешняя выставка, очевидно, золото. Вместо тебя на фото — настоящая собака. Это компромисс?
— Никакого компромисса нет. Мой бульдог Клэр Куильти — мое альтер эго. Фактически это я. Вообще, это чисто архитектурный проект. Ведь мы рассматриваем человеческое тело как некую архитектуру, а животных мы рассматриваем в основном как андерграунд, бэкграунд и воспринимаем их в одной позе, с одной точки зрения, грубо говоря, сверху. Никто не рассматривает лошадь, как женщину. Я решил посмотреть на своего пса снизу и увидел много излишеств, которые мне напомнили московскую архитектуру — башенки, колоколенки, подвешенные балкончики.
— А зачем ты приклеил фотографии к табуреткам?
— Табуретки — это просто чистая форма, без излишеств, вещь совершенная, элементарная, как кирпич, из которого у нас строятся такие ужасные здания. Где все намешано: и сюрреализм, и классицизм, и модернизм, прямо Никас Сафронов какой-то. В архитектуре этот "Никас Сафронов" меня страшно раздражает, но в моей собаке — нет. В этой выставке я свожу вместе любовь и ненависть. И свожу это на табуретке, которая не вызывает у меня никаких эмоций.
— У тебя был проект семьи будущего с животными. Имеет ли эта идея какое-то развитие?
— Я представляю сейчас будущее как идеальную пенсию. Рай — это большой одноэтажный дом на одном уровне с землей, и на этой ферме живут любимые животные, любые — касатки, лошади, некоторые виды птиц, все что угодно.
— То есть художественный проект твоей жизни — это ранчо?
— Да, как у Джорджа Буша.